Причину беспокойства Распутин объяснить себе не мог, да и не особо пытался. Пока что опасность со стороны многочисленных врагов ему не угрожала. Более того, его поддержка вдруг понадобилась одному из первых лиц в стране – премьер-министру господину Штюрмеру. Ведь это он, Распутин, некогда помог известным людям составить царю благоприятную записку о деятельности уважаемого Бориса Владимировича, которому в политическом продвижении вверх мешала, как и многим в нынешней России, немецкая фамилия.
Конечно, назначение Штюрмера тогда помешало метившим на то же место, и вскоре сначала сам Распутин что-то учуял, а после стало известно: на него готовилось очередное покушение, которое было раскрыто, и расследованием занялась специально созданная комиссия, возглавил которую тот же Штюрмер. Распутин после всего испытал огромное желание убраться из Петрограда хотя бы на время, что и сделал в самом начале весны. Однако вскоре вернулся – государыня не смогла долго терпеть отсутствия «их друга». Все шло, как и раньше, за исключением одного: охранять его персону стали как-то иначе. Покровительство на высших уровнях оставалось, а вот личной безопасности при постоянном наличии рядом агентов Охранного «старец» уже не чувствовал.
«Обложили…» – так не раз говаривал Распутин в последнее время не только себе, но и поклонникам с поклонницами, которые по-прежнему были многочисленными. Он стал еще более недоверчивым, шарахался чуть не от каждой тени и все чаще менял фаворитов. Но все эти думы он не мог собрать воедино, просыпаясь в те редкие ночи, которые проходили без гулянок: ими Распутин пытался заглушить неумолимо приближающийся и необъяснимый пока страх.
Той ночью «старец» тоже решил поначалу, что проснулся сам. И ему только приснилось, что кто-то тронул его за плечо. Но, полежав немного на спине, вдруг почувствовал: это не сон, не ночной кошмар и не ставшие привычными бессонные бдения. Здесь, в одной с ним комнате, кто-то был.
Распутин попытался повернуться на бок. В этот момент над ним нависла высокая темная тень, в лицо ударил тонкий луч электрического фонарика, а как только он вскинул руку, пытаясь закрыться от света, сразу же получил по ней сильный удар. Били рукояткой револьвера – ствол уперся в грудь. Кто стоял над ним, Распутин так и не смог разглядеть. Он вообще не мог шевельнуться от страха. Лишь выдавил из себя слабое:
– Убива-а-а…
– Крикнешь – правда убью! – послышалось из темноты.
– Стрельнешь – услышат… – прохрипел «старец».
– Дурак! Я мимо твоей охраны прошел! Сюда проник! Кто меня тронет, думай головой, Schwein!
– Чего?
– «Свинья» по-немецки. А ты и есть свинья. Грязная и наглая. Понял меня?
К своему удивлению, Распутин понемногу стал приходить в себя.
– Ты кто таков? Пошто страстей нагоняешь, мил человек? – спросил он, щурясь от света и больше не пытаясь прикрыть глаза.
– Тут ты прав: пока только пугаю, – ответили из темноты. – Кто я такой – тебя не касается. Разговор у нас тоже короткий. Ничего тебе объяснять не намерен. Ты сделаешь, как я скажу. Не сделаешь – вернусь и убью сразу. Сонного. Охрана не остановит. Веришь?
Распутин молча закивал головой.
– Тогда завтра придешь к императору. И убедишь его, сам, без посторонней помощи: первый министр Штюрмер – враг Отечества. Немцам продался, черту – без разницы. Знаю, господин Штюрмер – твой протеже. Только ты, мерзавец, ему больше не нужен. А тебе между тем не впервой продавать тех, с кем еще вчера водил дружбу. Так что с тебя не убудет. Государя ты тем более не удивишь ничем. Очередная блажь, новое видение, не важно. Понял меня?
Распутин снова кивнул.
– И главное. Место Штюрмера должен занять молодой и прогрессивный человек. Популярный к тому же. И преданный России. Назовешь царю имя Кирилла Самсонова. Слыхал про такого? – кивок, – Вот и славно. Понял меня? – Распутин опять кивнул. – Ну-ка, мордой вниз теперь, живо!
Ствол пистолета отняли от груди. Погас фонарик. Зацепив взглядом ту же темную высокую тень, Распутин без возражений перевернулся на живот, уперся лицом в подушку. Ожидал удара, но ничего не последовало. Легкое движение в темноте, скрип двери, сквозняк – и как не было ничего.
«Ведь не сон же, – подумал Распутин. – Верно чуял – обложили. Господи, твоя воля…»
Когда события вокруг происходят, будто сами по себе, и в их ход никак невозможно вмешаться, генерал-майору Константину Глобачеву это категорически не нравилось. Ведь в таком случае он сам доказывает собственную неспособность собрать все ниточки воедино и принять то единственно верное решение, которое требует от начальника Охранного отделения Петрограда служебный долг.