Алиса потерлась носом о мое плечо, всем своим видом показывая: «Ну и плевать, теперь мы с тобой выше этого!»
Она умела как-то вмиг меня обволакивать, но не агрессивно, не хамски, совсем не так, к чему я привык с остальными бабами.
Там, внутри нее, растекалось тепло.
И мне туда опять надо.
«Господи, ну что же ты делаешь со мной?!»
Еще каких-то два месяца назад я горел, я выживал, каждый день на что-то надеялся и с чем-то боролся, я злился, я работал… Пусть я частенько чувствовал себя изгоем, но я свыкся с этим и четко понимал, что мне делать сейчас и что я должен делать завтра!
А теперь…
То, как она воспринимала меня, было сверх того, что могло переварить мое сознание.
Я мужчина?
Мужчина…
Я – мужчина!
Я захлопнул журнал.
Ты мне больше не нужен, потому что больше мне не интересен.
Я сидел и, как это часто уже бывало рядом с ней, боялся пошевелиться: а вдруг она сейчас исчезнет?
Выброшенные в помойку мечты.
Ненужное все.
Все, что было со мной, теперь оказалось ненужным!
Где она гуляла тогда, с кем?!
Хорошо, когда мне было двадцать, когда можно было бы все это остановить, пройти мимо лишнего, пустого, ей самой было всего-навсего двадцать два, тоже еще девчонка…
Ну и где же ты была тогда, где?!
С кем?
А может, и к лучшему, что все это произошло именно сейчас, смог бы я тогда все это правильно растолковать и оценить для себя? Да вряд ли…
Я скосил глаза вправо – Алиса, похоже, снова задремала.
Ну еще бы – в общей сложности мы спали сегодня часа два, наплевав на всех, – в моем номере!
Я давно уже хочу в туалет, но не пойду, тем более что и водителя тогда придется побеспокоить.
Вроде скоро должны приехать в аэропорт, значит, буду сидеть и терпеть.
А вдруг она сейчас видит там, в своей дреме меня, нас двоих?
Тут автобус резко затормозил.
Алиса дернулась и достаточно сильно ударилась лбом о впереди стоящее сиденье.
С шумом открылась передняя дверь.
Водитель, громко ругаясь на своем языке, выскочил наружу.
Что произошло, я окончательно понял только к обеду следующего дня в отделении полиции аэропорта Ларнаки.
Мы сидели в четвертом ряду.
Еще ничего не случилось, но водитель уже бежал на дорогу.
«Когда, вы говорите, он выбежал на дорогу?»
Тут в долю секунды меня охватил еще плохо объяснимый, не подающийся никакой логике ужас…
Логика пришла потом, в лице парочки усатых кипрских полицейских, а позже – в лице представителя российского консульства, с которого плохой костюм свисал, как со скелета.
И все они препарировали ситуацию и наши действия внутри нее так, словно произошло покушение как минимум на папу римского!
От удара лбом Алиса мигом проснулась и коротко, но очень громко вскрикнула.
Она начала ощупывать свою грудь, лицо, потом схватилась за сумку, и все что-то причитала и судорожно дышала.
– Платон, что случилось?!
– Не знаю, похоже, авария…
Она уставилась на меня бессмысленным взглядом.
Я понял: случилось что-то страшное, и даже не здесь, в автобусе (я оглянулся по сторонам – все вроде были живы), с ней что-то случилось!
Меня очень напугало то, как она дышала, ей просто физически не хватало воздуха!
Ее, похоже, серьезно замкнуло…
Не отдавая себе отчета в том, правильно или нет я поступаю, я подхватил ее на руки. Помню, мне очень мешала ее сумка, бившая меня по животу, а затем я прыжком, как хищник с краденой ношей, выскочил из автобуса.
Я просто хотел, чтобы она дышала!
Позже я повторил это разным людям раз сто пятьдесят!
Меня колотило, пот тек по лицу, какой-то внутренний голос крикнул мне, что смотреть можно только вперед, только вперед, туда, куда я сейчас должен унести ее, подальше отсюда!
То, что произошло дальше, я уже откуда-то знал за секунду до этого, как будто в моей голове кто-то смешал фрагменты настоящего и будущего в одну цветастую, ревущую кучу.
Тяжелая лапа человека в черной рубашке легла мне на плечо, в нос ударил запах дешевого табака и мерзкого одеколона.
Потом, позже, и ей и мне поначалу не очень-то и верили, они ведь и вправду не исключали фантастическую возможность того, что мы были с ними в сговоре.
«И вы утверждаете, что этот человек вас отпустил?»
Нет, я этого не утверждаю.
Он нас не отпускал.
А тем временем вокруг началось основное действо.
Краем глаза я успел заметить, как в автобус забежало еще как минимум человека четыре.
Как черные грязные тараканы, они вдруг выпрыгнули неизвестно из какой щели, и ярко одетых нарядных людей в нашем автобусе поглотила эта чернота.
Он смотрел мне прямо в глаза.
– Сорри, – сказал я.
На плече у человека в черной рубашке качнулся автомат.
У меня есть три, две, нет, одна секунда…
– Она больна, – сказал я по-русски.
Он перевел взгляд на Алисину голову, прижатую к моей груди. Ее рыжие волосы, спутанные, ставшие вмиг какими-то мертвыми, как у выброшенной в мусорное ведро куклы, трепал ветер.
– Она больна, – повторил я по-английски.
Он вернул взгляд ко мне.
Так, с любопытством и крайней настороженностью, не мигая и не дыша, наверное, смотрят на тех, кто стоит на самом краю крыши.
Он изучал меня.