Последней главы не будет

Роскошная квартира в центре Москвы, машина, не как средство передвижения, а как часть статуса, жена с детьми где-то на комфортной даче с прислугой и моя единственная настоящая девушка в роли его любимой куклы.

А что я могу ему противопоставить?

Эмоции, чувства? Но их нельзя скушать, их нельзя надеть на себя и платить по счетам в ресторане.

Алиса тоже вскоре проснется, и каким же горьким будет ее пробуждение!

И виноват в этом только я.

Не он, а я…

Мне просто нечего ей предложить, совсем.

Я должен найти в себе силы и сказать «прощай» первым, я не хочу ее мучить и манить тем, чего нет на самом деле.

Я проиграл уже давно, с момента своего рождения.

Но как же это больно, как нестерпимо больно разрывать эту нить!

А ведь из всего потока негромких фраз на лестнице единственно конкретное, что он сказал про нее, про нас, было: «Молодой человек, для всех будет только лучше, если вы примиритесь и отойдете в сторону. Спасибо. Я очень надеюсь, что вы меня поняли».

Почти сутки я промучился, но нашел в себе силы не звонить и не писать Алисе.

Она не поверит в мое «все хорошо», слишком далеко у нас это зашло… туда, где врать уже никак невозможно.

Но тем не менее рука моя каждые полчаса нервно сжимала мобильный: не звонила ли, не писала ли сама?

Я давно уже изучил ее примерный распорядок дня и знал: активность Алисы проявляется к вечеру.

И вот, после Машиного мяса с подливкой со вкусом пепла, после идиотских вечерних новостей, на выдохе оттараторенного «Мойдодыра» для Елисея, четвертой по счету, выкуренной в форточку на кухне сигареты, когда я, уже вконец измучив сам себя, вдруг мучительно захотел спать, оно пришло!

Восторженное и, по сути, ни о чем: «Мы с Адой были на выставке))) Платон, это так здорово, Лашапель божественен! Я все расскажу тебе при встрече, до завтра!»

Сердце мое, не слушая более измученную голову, забилось на всю квартиру.

«До завтра!» У меня ничего нет, но у меня есть завтра! И в этом завтра будет она.

Да не пошел бы ты в жопу, профессор?

42

Платон определенно все же очень странный: то пишет мне по десять раз на дню, звонит, даже не пытаясь придумать какой-то повод, а то вдруг будто бы куда-то «выпадает».

Я все, конечно, понимаю: работа, семья, но за вчерашний вечер от него совсем ничего не было, а ведь сам просил меня написать, «как я сходила с Адой на выставку», я написала, а от него – ничего…

Может, было слишком поздно, может, он закрутился и не смог вовремя ответить, а потом посчитал, что на дворе уже ночь и я сплю, но он такой чувствительный, внимательный к мелочам, что я во все это не верю…

После вчерашнего объяснения с профессором, проснувшись утром в своей мастерской на диване, я решила не обострять со стариком отношений – а смысл?

То, что мы оба переживаем, – это одно, а что я могу, ну так, для начала, сама предложить Платону, если в порядке бреда представить себе наше совместное житье-бытье?

Я не хочу с ним жить.

Я хочу с ним летать… даже если мы разобьемся!

И эта мысль давно уже просыпается вместе со мной каждое утро, эта мысль старше меня самой.

Теперь же мне только и остается, что притаиться в привычной для всех «форме», но то простое и ясное, что теперь живет внутри меня, вызовет пожар неотвратимо!

И он никого не пощадит.

И это не предположение – это данность, которую мы с Платоном внесли в этот мир задолго до своего нынешнего воплощения в нем.

Заслышав мои почти виноватые шаги, профессор мигом поднял глаза от газеты.

– Ты куда?

Наверное, сегодня утром у него не было операций, а консультации он всегда назначал на вторую половину дня.

– Как куда? Занятия у меня. В группе йогов.

– А…

И вместо ответа будто что-то нехорошее дунуло мне в спину, будто умер кто за стенкой… да показалось, наверное, мнительная я стала совсем.

И после долгой паузы:

– Когда вернешься?

Сегодня я совсем не была расположена к словесному пинг-понгу с профессором, а потому – «Алиса, прячь глаза и не оборачивайся!».

Я прошмыгнула быстренько мимо стола и – вон из гостиной!

И только уже из коридора выкрикнула:

– К вечеру!

– А поконкретней?

– А у нас на вечер разве что-то запланировано?

Ответа не последовало.

Я, чуть повысив голос, повторила вопрос.

– Я не глухой, не кричи.

– Так что, дорогой, я не поняла?

– Ничего. Я просто хочу знать, когда ты вернешься.

На миг мне стало дико жаль его…

Его-то во всем этом нет, и я далеко не уверена, что он вообще знает, что это такое!

Хотя откуда мне знать наверняка?

Ему пятьдесят восемь лет, и пятьдесят шесть из них он как-то обходился без меня. Вон, сказал же вчера, что даже любил кого-то…

– Буду к восьми.

– Хорошо.

Но в этом «хорошо» всё было совсем нехорошо.

– Ну ладно, пока!

* * *

Платон шел мне навстречу, пытаясь сдержать улыбку, но со мной этот номер у него не очень хорошо получался. Почти всегда, когда в первые секунды нашей встречи я говорила любое слово, его рот, как по команде, смущенно растягивался в улыбке на пол-лица.

Так магнит безошибочно ищет в ворохе разбросанных по столу вещей ту самую, свою иголку, а поймав, все еще не верит, что нашел.