Кейтель кивнул и указал на два маленьких городка примерно в 12 милях серверо-восточнее передовых позиций 12-й армии: «Вы начнете наступление на Берлин из сектора Бельциг — Тройенбрицен». Венк знал, что это невозможно. Кейтель раскрывал план, основанный на боеспосбности армии с полным личным составом и танками. Подобная армия была давно уничтожена или просто никогда не существовала. Практически без танков и самоходных орудий, с ничтожным количеством солдат, Венк не мог одновременно удерживать фронт на Эльбе против американцев и двигаться к Берлину на спасение фюрера. В любом случае, подобное наступление на северо-восток было бы чрезвычайно сложным: слишком много озер и рек по пути. С такими ограниченными силами Венк мот войти в Берлин лишь с севера, и он предложил Кейтелю другой вариант: «12-я армия направится на Берлин севернее озер через Науэн и Шпандау. Я думаю, что смогу начать наступление дня через два». Кейтель помолчал пару секунд и холодно произнес: «Мы не можем ждать два дня». И снова Венк не стал спорить, так как не мог терять время, и быстро согласился с планом Кейтеля. Уже покидая штаб, фельдмаршал обернулся: «Желаю вам полнейшего успеха».
Когда автомобиль Кейтеля скрылся из вида, Венк созвал свой штаб. «А теперь, — обратился он к офицерам, — вот как мы поступим на самом деле. Мы подойдем как можно ближе к Берлину, но не оставим наших позиций на Эльбе. Оставив фланги на реке, мы сможем удерживать открытый путь отхода на запад. Было бы глупо наступать на Берлин только для того, чтобы русские нас окружили. Мы попытаемся соединиться с 9-й армией, а потом выведем из кольца на запад каждого солдата и каждого гражданского, которые смогут идти».
Что касается Гитлера, Венк лишь сказал: «Судьба одного человека больше не имеет никакого значения». Пока он отдавал приказы для наступления, ему вдруг пришло в голову, что за все время долгой ночной беседы Кейтель ни разу не упомянул гражданское население Берлина.
Когда над Магдебургом занялась заря, три немца проскользнули через Эльбу и сдались 30-й дивизии США. Одним из них был 57-летний генерал-лейтенант Курт Дитмар, офицер вермахта, который ежедневно передавал последние вести с фронта, и был известен всему рейху как «голос немецкого Верховного командования». Вместе с ним в плен сдались его 16-летний сын Эберхард и майор Вернер Плускат, ветеран, чья артиллерия сражалась против союзников, высадившихся в Нормандии в день «Д», и пушки которого в Магдебурге сыграли важную роль в том, чтобы помешать 9-й американской армии генерала Симпсона форсировать Эльбу. У Дитмара, считавшегося самым точным из немецких военных радиодикторов, было много внимательнейших слушателей не только в Германии, но и среди сотрудников станций радиоперехвата союзников. Его немедленно отправили в штаб 30-й дивизии для допроса, и ему удалось удивить офицеров разведки одной очень важной новостью: он уверен, что Гитлер находился в Берлине. До тех пор никто точно не знал, где находится фюрер.[57]
Союзники полагали, что Гитлер может находиться в «Национальной цитадели», однако Дитмар твердо стоял на своем. Он не просто утверждал, что фюрер в Берлине, но и был уверен, что «Гитлер либо будет убит, либо совершит самоубийство».«Расскажите нам о «Национальной цитадели», — предложил кто-то. Дитмар явно пришел в недоумение и сообщил, что единственное упоминание о «Национальной цитадели» он встретил в швейцарской газете в январе. Он согласился с тем, что на севере существуют очаги сопротивления, «включая Норвегию и Данию, и один очаг — на юге в Итальянских Альпах, однако здесь скорее желаемое выдается за возможное». Следователи продолжали засыпать его вопросами, но Дитмар лишь качал головой: «Национальная цитадель»? Это романтическая мечта. Это миф».
Итак, «Национальная цитадель» оказалась химерой. Как напишет впоследствии генерал Омар Брэдли, командующий 12-й американской группой армий, «Национальная цитадель» существовала в основном в воображении нескольких фанатичных нацистов, и просто удивительно, как мы могли столь наивно поверить в ее существование. Однако чем более преувеличенными были слухи, тем больше эта легенда… влияла на тактическое планирование».
Окутанные тучами пыли, немецкие танки грохотали по булыжным мостовым Карлсхорста, окраины восточного берлинского района Лихтенберга. Элеонора Крюгер, чей жених, еврей Иоахим Лифшиц, прятался в подвале ее дома, смотрела на них в изумлении.