Последняя фреска

А кузнец-то, кузнец! Как дочь за мельника выдал, заважничал, что твой епископ. Понабрался дури, за железо все соки высосет, пиявка болотная. А подковы хуже стали! Вечерами с зятем пиво в таверне глушит, потом с похмелья у горна руки дрожат… Зятёк урожай перемелет, денежки спрячет, да назад в город – рекрутов учить, ать-два, на кр-раул! Парни маршируют, мельнику раппены в кошелёк падают… Помощничка себе завёл, бывшего гвардейца его преосвященства. Приезжает на зиму за мельницей, дескать, присматривать. А сам за девчонками сельскими присматривает, аж слюни капают. Хотели его проучить – сбежал в город, мерзавец! И на следующий день капитан Шлегель с отрядом пожаловал. Батоги у них того… Крепенькие. Хороши кожевенных дел мастера в Базеле, ничего не скажешь…

Половину четвёртого пробило. Вишь, стражники с ноги на ногу переминаться стали. Не терпится. Да чем они могут нынче поживиться? Мелкой капустой и репой? Или на сырный ряд нацелились? Туго сегодня шла торговля. Не хотят городские лежалой брюквы, подавай им свеженькое, прямо с поля! А кто с прибылью каждую неделю из города уезжает, так это травник из Шварцвальда, знахарь. Раньше в городе носа не показывал, боялся, что за колдовство схватят. Нынче сундуками снадобья возит. И в покупателях у него не кто-нибудь, а сам профессор медицины Вернер Вёльффлин. Каждую субботу, ровно в полдень, приходит и шушукается с колдуном, да всё не по-нашему. Гирьками звенят, травы нюхают, взвешивают… Профессор чересседельные сумки склянками набьёт, на мула закинет – и домой что есть ходу. Лицо счастливое, глаза горят! Через неделю опять на рынок является, мрачный, хоть святых выноси. А знахарь его уже ждёт-поджидает, корешки да метёлки раскидывает… И ладно если только корешки! Вытащил он однажды бутылку, а в ней паук корячится, да какой! Сроду в наших краях таких не водилось: с воробья величиной, рыжий и волосатый! Мужиков оттуда как ветром сдуло, а профессору хоть бы что, рассматривает, да на чужом языке бормочет. А однажды какой-то уродливый гриб увидел, схватил, монету знахарю бросил и умчался, как ветер, только копыта зацокали. И не к себе домой, а к епископу в резиденцию! Но через неделю опять на встречу с колдуном пришёл, злой и взъерошенный. Наверное, не тот гриб купил…

Пробило три часа и три четверти. Почитай, торговля закончена. Кидай брюкву в телегу и запрягай лошадь, крестьянин. Да и то сказать: грех жаловаться. Старые коренья сколько в погребе провалялись? А ведь нашёлся балбес, целый мешок унёс и почти не торговался. Небось на прокорм скоту взял. Или варить собрался? Ладно, не твоего ума дело. По крайней мере, будет на что собственных сопляков приодеть. Ну, всё?

Нет! Пресвятая Богородица! Смотри, кто на рынок пожаловал! Племянница богача Эберлера собственной персоной! Ай-яй-яй, а мы уже собираться начали. Юная госпожа, пожалуйте! Такой сладкой брюквы во всей Священной Римской империи не найти!

Анна Магдалена Эберлер шла меж телег и лошадей, словно королева по дорожке к трону. Казалось, девушка собиралась одарить подданных орденами и медалями, каприза ради упрятанными в прозаическую корзинку. От взгляда голубых глаз млели грубые крестьянские сердца.

– Сюда, фройляйн, сюда! У меня самая вкусная свёкла! Красная, как ваша молодая кровь!

– Не слушайте его, милая! Лучше возьмите мою капусту! Крепенькая, хрустящая, как и вы сами!

– А вот яйца большие, свежие! Дай вам бог, милая, жениха с такими же статями!

Солёные шуточки совершенно не задевали мадемуазель Эберлер. Анна весело улыбалась, шагая меж тянущихся к ней загорелых рук.

– Добрый день, дорогой Буркхарт! – приветствовала она пожилого эльзасца с козлиной бородкой. – Как ваше колено? Всё ещё ноет по утрам?

– Уже нет, фрейлейн, – отвечал мужичок неожиданным басом. – Неделю прикладывал примочки, теперь как новенькое! Хотите солонины? Хорошо провялилась!

– Спасибо, друг мой, отрежьте чуток… Рада за вас! А как ваши дела, тётушка Руни?

– Ох, милочка, не спрашивайте! Петер, младшенький, прихворнул… Скучный стал, не играет, только сидит да похрипывает… Зелени-то хотите?

– Разумеется! И капусты пару кочанов… А насчёт хвори, так это к знахарю надо…

– Ох, боюсь я его, фрейлейн… Говорят, не травками он торговать приезжает, а снадобьями колдовскими!

– Ну?

– Святой истинный крест! Ещё превратит мальчика во что-нибудь… Лучше пусть малыш сам помрёт, зато Христос за него заступится и возьмёт в царство светлое…

– Не слушайте эту дурёху, госпожа! Травник шварцвальдский нынче имеет дело с одним профессором Вёльффлином! Вот Рунхильд и злится. И то сказать: профессор золотом платит, а откуда оно у нас? Зато репа, смотрите – как на подбор, и сама точно золото светится! Купите, не пожалеете!

– Спасибо, Ренé, спасибо! Обязательно куплю!

Анна Эберлер шла через рынок, раздавая улыбки, раскланиваясь с крестьянами, подмигивая их жёнам. Девушку хорошо знали в округе. Дядя Маттиас не снисходил до общения с простым людом. А юная Анна не гнушалась встречаться с народом, и её очень любили.

– Четыре часа! – прокатился по рынку голос глашатая. – Торговля закончена!