Последняя игра чернокнижника

— Ну, мне почти шесть исполнилось, — Ринс улыбнулся будто бы себе, как-то задумчиво. — Не знаю, когда люди обнаружили мою родную деревню, как именно поняли, что там произошло. Вполне возможно, что лекарь на обратном пути заехал — ему-то уже несложно было свести факты. А я какие-то пещеры нашел, в лесу ягоды собирал. Сейчас сам удивляюсь, почему не околел — не от голода, а от одиночества. Последнее меня убивало больше всего остального. Тогда я лоскутом от рубашки перевязал себе глаза и учился видеть так. Мне очень хотелось вернуться к бабке с повязками, но чтобы ей этим не навредить. И только после этого, то есть через несколько недель, пошел к селу. Но там, как оказалось, меня уже ждали. Мне хватило ума побежать обратно, но я помню крики: «Это он, чернокнижник! Вон он, бей!». На меня охотились, как на зверя. Но среди них не было магов — они не могли ни поймать меня, ни подойти слишком близко: я или прятался, или снимал повязку. Даже во сне научился слышать издали слово «чернокнижник».

Я понимающе кивнула.

— Так вы были обычным ребенком, а плохим вас сделала людская жестокость?

— Плохим? — он искривил губы. — Какое интересное определение.

— Вы понимаете, что я имею в виду!

— Ладно, сделаю вид, что понимаю. Это была не жестокость, а страх. Я был больше их всех вместе взятых, такого люди не переносят. И нет, предпосылка неверная. Есть такие люди — выживанцы. Они будут выживать любой ценой, каких бы жертв это ни потребовало. И однажды я, замерзая осенью в своей изношенной одежонке и скуля от жалости к себе, вдруг понял, что мама не сидит рядом с Богиней и не смотрит на меня, не просит Богиню помочь мне или хотя бы быстро прикончить. Нет ничего, откуда можно ждать помощи, есть только я. Я, который выживет любой ценой. Не люди меня изменили, я изменился сам — превратился в другого человека, потому что такие как я — да и ты, впрочем — будут цепляться за жизнь всеми доступными способами.

Я вспомнила о том, что Ринс об этом уже упоминал один раз. Вероятно, он и меня причисляет к этому же сорту — «выживанцы». Что ж, спорить бессмысленно.

Айх не ждал моей реакции, продолжая:

— И люди начали платить цену за мое выживание. Теперь я шел в села только ночью и старался никому не попадаться на глаза. Сначала я воровал только книги — уже понял, что они и лечат, и дают силы. С двумя томами по политике какой-то страны я вдруг перестал замерзать, а воровать стало еще проще. Позже я уже и охотился — не охотился даже, а привлекал к себе живность, оставалось только сломать зайцу шею. И я ломал — одновременно ломалось и все, что было во мне раньше. За два года в лесах я освоил самый главный навык, который потом и стал крахом всех врагов против меня — я научился привлекать не только живность, но и бездушные предметы. Книги, как сама понимаешь. И теперь уже мог выбирать, какие дают больше пользы. Городские архивы здорово поредели на предмет ассортимента учебников по черной магии. Место жительства иногда приходилось менять, но не потому, что я боялся людей — со временем я перестал их вообще бояться. И убивал любого, кто только подходил на расстоянии ста шагов — не разбираясь, друг или враг. Но я выжил, значит, все делал правильно. Не знаю, когда мои глаза изменились — у меня не было возможности это узнать. Те два года сделали для моей силы больше, чем последующее обучение в ордене. Ты рассказывала о доме, в котором живут никому не нужные дети. Так вот, бывает еще хуже: когда ты был обожаемым ребенком, который за один день превратился во всеми презираемое животное под названием «чернокнижник».

— А как вы попали в орден, айх Ринс? — меня уже потрясывало от любопытства.