Последняя игра чернокнижника

Он снова откинулся на подушку и немного приподнял лицо, словно разглядывал картины на стене.

— Этот момент и может оказаться ключевым. Мы с Ноттеном сошлись в одном мнении: твоя Тамарка — белый маг, а крошечная деталь вылетела из головы. И она все меняет. Сильный белый маг не смог бы убить человека — ни в каком случае, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Я нахмурилась, понимая:

— То есть Тамарка не была сильным магом?

— Или в ней была доля и черной магии. А если в твоем мире разделения вообще нет? Если все вы — одновременно черные и белые? Тогда смотри-ка, и твоя история начинает играть новыми красками. Мы с Ноттеном привыкли к исходной предпосылке, потому рассматривали только с этой стороны, сочтя Тамарку белой по одному признаку, не вдаваясь в другие проявления. И это же объясняет, например, почему твой дар открывается не так, как у чернокнижников, или не реагирует на амулеты с защитой от противоположной силы.

Вот и он дошел до того, что успела обдумать я. Видимо, пропажу книги все еще не заметил, раз говорит о другом.

— Почему твои глаза бегают? — Ринс снова заговорил шутливым тоном. — Придумываешь, что бы эдакого еще соврать?

— Что вы! — я округлила глаза. — Волнуюсь просто. Думаю, как вы проверять свою гипотезу начнете, и останусь ли я после этого целой.

— Сегодня не будем проверять. Теперь ты всегда под рукой, мы можем продлить наши встречи на сотни ночей вперед. А если ты маг сильный, то и на столетия. Куда нам спешить?

Неужели и через столетия я не окажусь на свободе? Тогда зачем они нужны? Я закатила глаза к потолку, прикидывая в уме жуткую перспективу: сижу я такая через двести лет вот на этом же самом месте перед Ринсом и вновь извиваюсь, чтобы на очередной уловке не попасться.

— О-о, это очень лестное предложение, айх! После вашего откровенного рассказа мне действительно стали интересны и другие вещи, появилось некоторое понимание вашего характера! Но вот прямо каждую ночь беседовать в такой приятной компании… Наложницы очень обижены, они места себе не находят, очень переживают, не стали ли в ваших глазах некрасивыми, раз вы предпочитаете болтовню со мной им…

Он не прерывал этот поток бессвязных аргументов. Потому осеклась я. И лишь тогда он ответил:

— Я точно должен объяснять, куда люди должны засунуть свои переживания и обиды в мой адрес?

— Да нет, не должны, — признала я. — Все и без того в курсе и старательно туда засовывают. Вы обеспечили себе славу неуязвимого маньяка-рецидивиста, они даже мысленно не смеют думать о вас плохо. Не смотрите так, это искренний комплимент!

— А как я смотрю?

— Не знаю. Но мне кажется, что вы смеетесь… хотя вы не смеетесь. В общем, я только о вас переживаю! Я слышала, что ваша магия требует подпитки в виде пороков. Убийства, пытки, секс. Мне бы не хотелось, чтобы из-за ничтожной меня у вас возник какой-то дефицит.

— Вот здесь ты права. То есть мы не можем удовлетворять мои пороки вдвоем? Ну, раз уж ты так сильно обо мне заботишься.

— Вы о пытках? — почти с надеждой выбрала я.

Он со смехом встал, направился к столику, чтобы налить себе вина. Говорил теперь, не поворачиваясь в мою сторону:

— Катя, тебе не нравится это платье? Я заметил, как ты неловко сидишь.

— Непривычно просто… — я выпрямила спину и села ровно.

— Ты теперь наложница и можешь одеваться как хочешь. Даже в ту зеленую поношенную тряпку. Тебе будут давать советы на этот счет, но ты вправе ими не пользоваться.

— Правда? — я всерьез удивилась. Моего мнения даже и не спрашивали, но приятно знать, что я могу обсуждать фасоны. Притом желательно все-таки и не выглядеть белой вороной среди этих разодетых красоток — больше вопросов возникнет… Завтра поразмыслю об этом.

— Правда, — отозвался он. — Одевается наложница так, как хочет. А раздевается так, как хочу я. Желаешь вина?

У меня как раз в горле пересохло:

— Нет, спасибо.

Он улыбался, повернувшись ко мне точеным профилем. Но создавалось чувство, будто он смотрит прямо на меня.

— Катя, я тебе сейчас кое-что скажу. Возможно, это поможет тебе настроиться на дальнейшее. Ты внешне не в моем вкусе, я так раньше и думал. Но чем больше смотрю на тебя, тем сильнее убеждаюсь, что ошибся в первом впечатлении. Ты красива, но какой-то другой красотой. А твой характер мне давно импонирует — чем острее твой язык, тем сильнее желание его прикусить. Ты стала наложницей не потому, что меня разозлили крики через несколько этажей. Ты ею стала, потому что я захотел такую любовницу. Да и твоя девственность поможет моему восстановлению. Может, все-таки вина?