Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Мы не делим людей по национальностям, — часто повторяла она. — Все мы одинаковые — у всех у нас руки, ноги, голова, у всех в жилах течет одинаково красная кровь. От латыша или русского, от поляка или еврея рождается не крокодил, а точно такой же человек. В Библии говорится, что люди отличаются друг от друга лишь по половому признаку. А я считаю, еще и по способностям, талантам и по уму. Со временем понятие национальности вообще исчезнет. Мы будем людьми вселенной, людьми с большой буквы. Даже не граждане, а люди. В Америке уже сейчас не существует понятия «национальность». Там белые, черные, коричневые, желтые со светлыми, темными, прямыми и кудрявыми волосами — все американцы. Зато глупость и жестокость — сестры-близнецы, живут душа в душу. Чем беднее у человека интеллект, тем меньше в нем культуры, интеллигентности, тем больше национализма или шовинизма. Настоящая интеллигенция не имеет национальности, а может быть, имеет общую национальность — интеллигентность. Такие люди имеют общие интересы, общее понимание жизни. В свое время Сталин называл интеллигенцию какой-то прослойкой между основными классами — рабочими и крестьянами, — которую стремился укротить. Наиболее прогрессивных людей он называл презренными лжепатриотами и безродными космополитами, не имеющими ни родины, ни отечества. Для них, считал Сталин, нет ничего святого. Их следовало бояться, на них натравливали толпу. Им полагалось сидеть в тюрьме или гнить в Сибири…

В университете Алину называли великой космополиткой…

Юрий сидит в парке на скамейке напротив оперного театра и размышляет о том, о чем они в последний раз спорили с Алиной.

— Вселенское братство — это утопия, — не соглашается Юрий, — такая же, как коммунизм. Каждый народ имеет свою культуру, свою мудрость, свою ментальность, поэтому должны быть и отдельные независимые государства. Это естественно и вытекает из природы человека. Еще в первобытной древности, едва только человек научился держать в руках палку и с ее помощью добывать себе пищу и защищать себя, как только он экономически окреп и стал независимым от других, он сказал: «это мое». Даже у маленьких детей первые слова после «папа» и «мама» — это «мое» и «дай». Некоторые сразу кидаются отнимать игрушки у других. Так что экономика и политика связаны между собой и с самых древних времен. Но каждый народ должен выжить. Национальное самосознание не есть национализм в самом худшем понимании этого слова. Национализм в чистом виде не призывает к угнетению и презрению другого народа.

Юрий, сидя на скамейке, не смотрит на часы и не нервничает. Он ждет и твердо знает: Алина придет. Она всегда держит слово. Да вот и она, шагает энергичными и озорными шагами и размахивает левой рукой, а под правой подмышкой держит какую-то папочку.

— А ты знаешь, Юрий, кто построил этот оперный театр? — не здороваясь, спрашивает Алина, словно продолжает давно начатый разговор.

— Нет, не знаю, — отвечает Юрий и показывает рукой на место рядом с собой.

— Ну так вот. — Алина садится рядом. Ее серьезное лицо обращено к Юрию, словно она намерена убедить его в чем-то очень важном. — Когда-то, давным-давно, Рига была большим торговым городом, вернее, крепостью на берегу Даугавы, и расположена была там, где теперь находится Старая Рига. Для защиты от врагов были вырыты рвы и насыпаны земляные валы…

— …один из которых — Бастионная горка, — с уверенностью подхватывает Юрий.

— Отнюдь нет! — возражает Алина. — Бастионная горка появилась немного позднее, когда земляные валы срыли и стали разбивать бульвары. Бульвар Бастея, бульвар Престолонаследника, потом бульвар Райниса… — Алина одинаково горячо говорит как о политике и экономике, так и об истории. — Но с 1860 по 1863 год здесь, на берегу канала, был построен немецкий театр по проекту архитектора Бонштедта. Это и есть нынешний театр Оперы и балета. Построен он в строгом стиле классицизма. Но в 1883 году театр сгорел изнутри. Восстановили его в 1886–1887 годах по проекту Имерлинга. Через канал были переброшены очень романтические мостики. Ты знаешь, сколько их?

— Нет, не знаю.

— Всего шестнадцать мостиков! — Алина смотрит на Юрия с вызовом.

— А ты знаешь, какие колоссальные места есть на берегах канала? — Юрий тоже, кажется, увлекся восторгом Алины. — Канал очень извилистый, и за каждым его поворотом прекрасный ландшафт, который никогда не повторяется. Пойдем, Алина, я тебе покажу те места, которые нравятся мне!

— Я все это видела, причем не раз. Не поленилась пройти вдоль канала от его начала до конца. Пошла бы и снова, особенно с тобой. Но отложим сегодня — до другого раза. Знаешь, открылась выставка картин одной молодой художницы. Тут недалеко… Мне очень хочется посмотреть.

— Хорошо. — Юрий согласен. — Только я не в восторге от нашей современной живописи. Но если хочешь — пойдем…

Обширный белый зал разбит на несколько отделов. Полотен много, даже очень много.

— Великое множество! — восклицает Алина.