Последняя из единорогов

Вопрос этот она задала из желания подразнить принца, но, еще не договорив, поняла, что ей будет немного жаль, если так все и случится, ибо, пережив приключения, принц стал намного красивее и сбросил лишний вес, а кроме того, обзавелся едва уловимым мускусным ароматом смерти, который всегда льнет к героям. Впрочем, принц почти смущенно покачал головой.

– О, полагаю, от этого навыка я не откажусь, – пробормотал он. – Буду практиковаться и дальше, но не из потребности покрасоваться и не ради того, чтобы она прослышала обо мне. Поначалу эти желания меня и вели, однако, когда начинаешь спасать людей, разрушать злые чары и вызывать грешных герцогов на честный бой, оно быстро входит в привычку, – а став героем, трудно бросить это занятие. Так что же, понравилось тебе первое стихотворение?

– Написано с несомненным чувством, – ответила Молли. – Но рифмуются ли «процветши» и «вотще»?

– Там еще нужна небольшая правка, – признал принц Лир. – Однако меня пуще беспокоит слово «фурор».

– А меня скорее «призор».

– Нет, я о правописании говорю. Где стоят два «р», в середине или на конце?

– Я думаю, в середине, – сказала Молли. – Шмендрик, – ибо в дверь как раз вошел, согнувшись, чародей, – где в слове «фурор» два «р»?

– В середине, – устало ответил он. – Тот же корень, что у «фуррии».

Молли налила ему чашку бульона, он сел за стол. Глаза его были жестки и мглисты, как нефрит, одно веко подергивалось.

– Мне больше не выдержать, – медленно произнес он. – Дело не в этом жутком замке и не в том, что приходится все время слушать Хаггарда, с этим я свыкся, дело в дешевом ярмарочном вздоре, который он заставляет меня показывать часами – сегодня на протяжении всей ночи. Я не возражал бы, попроси он настоящей магии или хотя бы простого колдовства, но ему подавай все те же фокусы с колечком и золотой рыбкой, с картами, шарфами и веревочкой, совершенно как в «Полночном балагане». Не могу. Больше не могу.

– Но ведь ты ему для того и понадобился, – возразила Молли. – Если бы он желал настоящей магии, то оставил бы при себе старого Мабрука.

Шмендрик поднял на нее взгляд – почти позабавленный.

– Я не то имела в виду, – сказала она. – А кроме того, терпеть осталось недолго, всего лишь до времени, когда мы найдем путь к Красному Быку, о котором сказал мне кот.

Последнее она произнесла, понизив голос до шепота, и оба быстро взглянули на принца Лира, однако тот сидел на табуретке в углу, явно сочиняя новые стихи.

– Газель, – бормотал он, постукивая себя карандашом по губам, – мадемуазель, мель, цитадель, карамель, параллель…

Выбрав «асфодель», он принялся строчить дальше.

– Мы никогда его не найдем, – очень тихо ответил Шмендрик. – Даже если кот сказал правду, в чем я сомневаюсь, Хаггард постарается, чтобы у нас не осталось времени на изучение черепа и часов. Как ты думаешь, для чего он каждый день наваливает на тебя все больше работы, если не для того, чтобы не дать тебе рыскать и рыться в огромном зале? Зачем заставляет меня развлекать его базарными фокусами? Да и с какой стати взял меня в королевские маги? Он знает, Молли, я уверен! Знает, кто она, хоть пока и не поверил в это до конца, – а когда поверит, поймет, что ему делать. Я иногда вижу это по его лицу.

– Паренье страсти, крах утраты, – продекламировал принц Лир. – Аты-баты шли солдаты. Чтоб я сдох.

Шмендрик склонился над столом.

– Нам нельзя оставаться здесь и ждать, когда он нанесет удар. Единственная наша надежда – ночной побег, может быть, морем, если мне удастся раздобыть где-то лодку. Дозорные смотрят в долину, а ворота…

– Но другие! – тихо воскликнула Молли. – Как мы можем уйти, если она проделала такой путь, чтобы найти других единорогов, а мы знаем, что они здесь?

И все же мелкая, нежная и ненадежная часть ее души вдруг захотела, чтобы ее убедили: поиски провалились, – и Молли, поняв это, разозлилась на Шмендрика.

– И как же твоя магия? – спросила она. – Как насчет твоих собственных скромных поисков? Ты и их собираешься бросить? И пусть она умрет в человеческом облике, а ты будешь жить вечно? Тогда уж отдал бы ее Быку.

Чародей, лицо которого стало бледным и смятым, как пальцы прачки, откинулся на спинку стула.

– На самом деле, так все закончится или этак, уже не важно, – сказал он едва ли не себе самому. – Она теперь не единорог, а смертная женщина, – та, по кому этот оболтус Лир вздыхает и о ком пишет стихи. Может быть, Хаггард и не разгадает ее. Он ничего не узнает, она станет его дочерью. Смешно получится.

Шмендрик отодвинул от себя бульон, которого так и не отведал, склонился над столом, обхватил руками голову и сказал:

– Если мы не отыщем других, я не смогу обратить ее в единорога. Во мне нет магии.

– Шмендрик… – начала она, но тут чародей вскочил на ноги и вылетел из судомойни, хоть Молли и не услышала, как король призывает его.

Принц Лир, подняв глаза к потолку, бубнил ритмы и подбирал рифмы. Молли повесила над огнем котелок, чтобы заварить для дозорных чай.

– Все сочинил, кроме последней строфы, – наконец сказал принц. – Хочешь послушать сейчас или подождешь, пока я закончу?