Последняя из единорогов

– Решай сам, – ответила Молли, и принц прочитал ей стихи, однако она ни слова из них не услышала.

По счастью, еще до того, как он закончил чтение, явились ратники, а принц был слишком застенчив, чтобы интересоваться ее мнением в их присутствии. Когда же они ушли, Лир уже сочинял что-то другое и с Молли попрощался лишь в поздний час ночи. Она сидела за столом, держа на коленях своего разномастного кота.

Новое стихотворение было задумано как сестина, и пока принц Лир, жонглируя ее рифмами, поднимался по лестницам в свой покой, она счастливо звенела в его голове. «Первое оставлю у ее двери, – думал он, – а прочие подождут до завтра». Обдумывал он и свое начальное решение не подписывать стихи, перебирая такие псевдонимы, как Рыцарь Теней и Le Chevalier Mel-Aimé[36], но, свернув за угол, повстречал леди Амальтею. Она торопливо спускалась в темноте и, увидев его, издала странный, жалобный звук и замерла в трех ступеньках над ним.

Одета она была в мантию, которую один из королевских ратников украл для нее в Хагсгейте. Волосы распущены, ступни босы, и едва она предстала перед принцем на лестнице, все кости его облила такая печаль, что он забыл и о стихах своих, и о притворствах и даже развернулся, чтобы сбежать. Однако героем он был во всех отношениях и потому, набравшись отваги, вновь повернулся к ней и сказал успокоенно и учтиво:

– Приятного вечера тебе, моя леди.

Глядя на него сквозь сумрак, леди Амальтея протянула вперед руку, но отдернула ее, не коснувшись принца.

– Кто ты? – прошептала она. – Ты Рух?

– Я Лир, – ответил он, внезапно испугавшись. – Ты не узнаешь меня?

Она отшагнула назад, и принцу показалось, что поступь ее плавна и текуча, как у животного, и даже голова опущена на манер козы или оленя. И он повторил:

– Я Лир.

– Старуха, – произнесла леди Амальтея. – Луна показалась.

Она содрогнулась, но тут глаза ее узнали Лира. Однако все тело леди Амальтеи еще оставалось напуганным и настороженным, и приближаться к принцу она не стала.

– Вы грезите, моя леди, – сказал он, снова прибегнув к подобающим рыцарю речам. – Желал бы я проникнуть в ваш сон.

– Он снился мне и прежде, – медленно ответила она. – Я сидела в клетке, а вокруг были звери – тоже в клетках, и старуха. Но я не хочу тревожить тебя этим сном, господин мой принц. Я видела его множество раз.

Она и покинула бы его на этом, однако принц говорил голосом, присущим только героям, – так самки многих животных, становясь матерями, осваивают некоторый новый зов.

– Сон, возвращающийся столь часто, может оказаться посланием, которое предостерегает тебя на будущее или напоминает о чем-то, не в пору забытом. Расскажи мне о нем, если хочешь, побольше, и я попытаюсь разгадать его для тебя.

И вследствие сего леди Амальтея осталась и смотрела на принца, немного склонив голову, все еще с выражением глядящего из зарослей стройного, покрытого мехом существа. Однако в глазах ее застыло человеческое выражение утраты, такое, точно она упустила нечто нужное ей или вдруг поняла, что никогда им не обладала. Если бы принц сморгнул, она ушла бы; но он не моргал и удерживал ее, как научился держать твердым взглядом в оцепенении грифонов и химер. Босые ноги леди Амальтеи ранили его сильнее, чем любые клыки и когти, однако принц был настоящим героем.

Леди Амальтея сказала так:

– В этом сне предо мной проходят черные, ободранные фургоны, и звери, которые притворяются другими зверьми, и крылатое существо, что лязгает при луне, как металл. И высокий мужчина с зелеными глазами и кровью на руках.

– Высокий мужчина – это, должно быть, твой дядя, чародей, – задумчиво пробормотал принц Лир. – Эта часть сновидения достаточно ясна, а кровь на руках меня не удивляет. Он никогда не нравился мне, если ты простишь такие слова. И это весь твой сон?

– Весь я рассказать не могу, – ответила она. – Он никогда не кончается.

Страх вернулся в ее глаза, словно огромный камень, упавший в пруд: все в них замутилось и взвихрилось, и во все стороны разбежались быстрые тени. Она сказала:

– Я убегаю из доброго места, где жила в безопасности, и ночь горит вокруг меня. Но это также и день, и я иду среди буков под теплым, кислым дождем, и меня окружают мотыльки, и медовые звуки, и крапчатые дороги, и города, похожие на рыбьи скелеты, и летающая тварь убивает старуху. Куда бы я ни свернула, я бегу и бегу сквозь леденящее пламя, и ноги мои – ноги животного…

– Леди, – прервал ее принц Лир, – моя леди, довольно, если позволите.

Сон ее встал между ними, как темное привидение, и принцу вдруг расхотелось проникать в его смысл.

– Довольно, – сказал он.

– Но я должна продолжать, – ответила леди Амальтея, – ибо мой сон никогда не кончается. Даже проснувшись, я не могу сказать, что же реально, и не снится ли мне, как я хожу, разговариваю, ем. Я помню то, что не могло случиться, и забываю случившееся со мной минуту назад. Люди смотрят на меня так, точно я должна знать их, и во сне я их знаю, но огонь всегда подступает все ближе, даже если я и не сплю…