Последняя капля сталактита (Триптих "Время драконов" часть 3)

..: Мы возвращаемся “домой” — к нашему костру — от сцены, где только что завершилось ( не убоюсь этих слов: воистину феерическое ) действо. Концерт и в самом деле был “ничего” — весёлый, хороший, сильный — особенно апофеозное выступление Полковника и Капгера — ударной концертной силы “Разгуляя”, исполнявшей на ледяном пронизывающем ветру свою бессмертную композицию “Непрухо-Маклай” ( ‘некрухо-маклай’, ‘мокруха-маклай’, ‘маклай-де-толли’ — от имени Анатолия Зазнобкина, в миру — Полковника ),— голые, они играли фантастические туземные пляски... < Апофеозный момент — появление перед ошарашенными взрывом вулкана туземцами советской карательно-спасательной экспедиции во главе с обнажённым Полковником Маклаем с авоськами, полными не пустой стеклотары — под просто убойную хореографию и сопровождение “сам Маклай пожаловал сюда — будет много огненный вода; это ж надо, как нам повезло — что вулкан под нами разнесло...” >

: На описанном выше ветру. Но “Разгуляй” любит такую погоду. Такая погода — для него; по другой он и не устраивается. Своеобразный “экстремизм в самодеятельной песне” — но, может, тем он нам и близок.

— Как-то особенно-близок: возвращаясь от сцены, долго плутаем среди огромных лохматых елей, луж, сугробов, протоптанных меж них тропинок с хорошо перемешанной множеством ног и рук грязью, чьих-то незнакомых костров и палаток — и мечтаем о уютном и тёплом нашем костре, где Ленка с СашкойМ и Медвежонок ( почти жена Хомо ) ждут нас, чтобы накормить, напоить вкусным горячим чаем и уложить “баиньки”... После некоторого — теперь уже чисто ритуального — количества спетых у костра песен и рассказанных сказочек на ночь из прошлого... И поневоле вспоминается, как точно так же мы расходились ( точнее, расползались по причине известной высоты сводов ) по своим гротам после очередного “ПИ-банзая” в Ильях  — концерта “Кенгуру”, “Ивасей” или Игоря Салчака,– или слушанья ‘Ж-М-Ж’...

— К чёрту. Забыть. Всё равно больше ничего ТАКОГО не будет,—

— Как вдруг натыкаемся на совершенно-пьяного Мамонта.

Чей это был костёр — не помню. Да это и не важно:

: Теперь.

: Мамонт лежит на снегу, обвившись вокруг своей, такой нам знакомой по Ильям, канистры. И канистра эта практически полная.

У костра в отдалении от Мамонта жмётся какой-то зашуганный квёлый народец; похоже — хозяева данного костра. И костёр у них горит еле-еле — это в такую-то погоду! ( Да в такую дрянную погоду костёр должен полыхать... )

— Осторожно! Не подходите к нему! — пытаются предупредить они нас, наученные горьким опытом.

— ПОЕБАТЬ,— невозмутимо реагирует Сталкер, и мы подходим.

: Нашли, чем испугать — пьяным Мамонтом...

— Убьёт! — ахает кто-то из чайников.

: Егоров презрительно плюёт в его сторону.

Из-под ручки канистры торчит трепещущая на ветру бумажка. Мы освещаем её налобниками ( ещё раз о преимуществах спелеологического отношения к жизни, ибо даже на слётах мы рассекаем в удобных непромокаемых и тёплых комбезах — естественно, с не менее удобным светом на голове, а не в руках ) и читаем: “ДЛЯ ВАС”.

— Для нас, значит,— соображает Егоров.

— Мамонт по-прежнему лежит без движения. Значит, выдохся.

— Пришли-таки,— не открывая глаз, внезапно изрекает он,— пейте.

: И мы пьём.

: Чайники с восхищением и ужасом глядят на нас. Что ж — следует признать: зрелище для них и вправду немного дикое. Только что этот ильинский дракон чуть не сожрал их всех — а мы так запросто...

— А забрать его отсюда вы не сможете? — наконец робко спрашивает кто-то из них, убедившись в нашей — и своей — безопасности.

— Й-А Т-ТЕБЕ “ЗАБЕРУ”!!! — не открывая глаз сквозь зубы рявкает Мамонт,— мне и тут хорошо.

— Да,— соглашается Сталкер, отрываясь от канистры и передавая её другу Егорову,— ему и тут хорошо. И лучше будет, если вы подстелите под него пенку, укроете от осадков спальником и полиэтиленом, и примостите какую-нибудь раскладочную тётку под бок — потеплее...

— Для вас же лучше,— уточняет Сашка, передавая канистру Хомо.

— А опохмелиться мы ему оставим,— говорю я.

: Это правда. И тут я вижу САПЁРА.

— ОН,— просто говорю я. Даже не показывая пальцем.

: Мы были взведены для этой минуты. И вот Она пришла.

— Я осторожно ставлю канистру на снег возле Мамонта и потому чуть задерживаюсь: только на самую малость одной какой-то доли секунды...

— ПИЗДЕЦ,— спокойно сообщает Мамонт из своей нирваны:

: У него редкостная интуиция. Почти не хуже, чем у меня. Оттого и записка нам в этом месте...

— Сапёр уже валяется в грязи, распластанный у них под ногами. «Неужели не успею?!» — одна, донельзя обидная мысль в голове. И — слишком много мамонтовки.

— Стойте! Вы же его убьёте!! — истошно ору я, и прыгаю. С места.

: ОБРАЗ — ПРУЖИНА

— П О Л Ё Т —

: ОБРАЗ — СТАЛЬНОЙ ШТЫРЬ

... и вонзаюсь копьём — ногами в подкованных кирзачах вперёд — в его грудную клетку:

: Хруст, и я вминаю его в эту грязь.

Ноги Сапёра вскидываются и бьют по грязи один раз.