Последняя кража

Забавным открытием оказалось, что он умел веселиться. Вкусовые пристрастия у нас тоже оказались на редкость схожи, поэтому уже второй день подряд мы заказывали одну и ту же пиццу. На журнальном столике ещё валялась коробка из-под острой «пепперони». Свет в гостиной так никто и не включил – лень вставать, да и мерцания экрана хватало. Комедия была так стара и затёрта, что шутки Джей знал наизусть, смешно цитируя реплики Джима Керри. Несмотря на всё ещё колкостью ощущаемое напряжение и то, сколько раз его рука приглашающе ускользала на спинку дивана, мне наконец-то стало уютно. Я не пыталась держать лицо – не до того, когда держать нужно тело, стойко не позволяя себе новых соблазнов. Когда до титров оставались минуты, на колени Джея вдруг нагло запрыгнул Пушок, впервые за всё пребывание в этом доме. В дымчатых глазах отразилось бескрайнее удивление:

– Парень, ты ничего не попутал? – выдавил он, однако кот беззастенчиво свернулся клубком на его ногах, словно так и надо.

– Поздравляю, Джей: в тебе признали своего, – усмехнулась я на эту растерянность. – Он не ко всем так ластится. Погладишь?

С лёгким сомнением он осторожно опустил на серую шерсть ладонь, словно боясь, что кот в неё вцепится. Но этого не произошло, и, почувствовав ласку, Пушок довольно заурчал.

– Такой мягкий, – как будто с недоумением констатировал Джей и погладил кота смелей. – Никогда не понимал, на кой-чёрт заводить животное, если самому бывает нечего жрать. Тем более, такое: не собаку, которая бы могла защитить, а мурлыкающее бесполезное создание.

– Не всё имеет какую-то цель. Иногда что-то происходит просто по велению души, и чтобы согревать руки. Я люблю этого кота, даже если он кажется бесполезным.

Джей явно хотел что-то добавить, но негромко закашлялся в кулак. Вздохнув, я забрала у него Пушка, потому что успела понять: такие приступы он предпочитал задавливать сигаретами. Предложенные вчера как альтернатива мятные пастилки он отверг, признавшись в психосоматике этого кашля. Я и не настаивала, и совершенно не собиралась отучать его от вредных привычек, когда Джей в очередной раз поднялся и вышел на крыльцо: хорошо, что хотя бы накинул куртку.

Я без сил завалилась на диван, ещё тесней кутаясь в плед. Всё же за эти два дня мне показалось, что курить Джеймс стал реже. Чаще улыбался, помогал мыть посуду и чистить апельсины для вчерашних кексов. Больше он не пытался лезть под руку, и соседство с ним с каждым днём тяготило всё меньше. Скоро заточению придёт конец, и если наш план будет реализован, все окажутся свободны…

Мысль, что осталось совсем немного до Дня основателей, противным желе грусти слепляла изнутри. Вроде полагалось радоваться, что скоро всё вернётся на круги своя. Завтра утром должна прийти Эрика для обсуждения деталей ловушки для Фредди. Однако вместо облегчения я всё острей ощущала тоску. Как сильно я буду жалеть об упущенной возможности? Или, скорее, как быстро начну скучать по таким тихим вечерам рядом с ним, по ровному дыханию с другого конца дивана?

Словно без тихого стука Джеймса по клавиатуре, сопровождающего день ото дня, в гостиной моментально образуется большая чёрная дыра, и готовить кексы вновь будет не для кого.

***

Любопытство с детства было моим большим пороком. И потому новый утренний категоричный отказ Джея рассказать, как продвигается написание его истории, только ещё больше раззадорил. Вчера он почти полдня провёл, старательно выстукивая новый текст, но при этом не показал мне ни строчки, как бы ни просила. Бездарная же рукопись наконец-то была дочитана, и после такого отвратительного «шедевра» хотелось чего-то более живого и настоящего. Да, я поступала не очень хорошо, когда тайком нажимала кнопку включения ноутбука, бережно оставленного на журнальном столике. Но в ванной наверху только что зашумела вода. Пока Джей снова проверял возможности моей душевой кабинки, есть немного времени, чтобы хотя бы понять, стоящие ли вещи писал он с таким усердием. В конце концов, это же часть моей специальности.

Файл на рабочем столе оказался без пароля. Облегчённо выдохнув, я присела на край дивана, приготовившись к чтению. Глаза забегали по строчкам, на первый взгляд показавшимися слегка сумбурными, грубыми. Но к третьему абзацу слог стал более плавный, погружающий в сюжет. Рассказ от лица парня, и пусть про его внешность пока ничего не говорилось, чётко представлялся сам автор.