И все же Александр не сразу задал мучивший вопрос: почему государыня не любит Ораниенбаум? С удовольствием показывает иностранным гостям, гордится интерьерами, иногда явно хвастает, но сама не живет ни одно лето? Камердинер чуть помолчал, потом покачал головой:
– Не стоило бы говорить, ну да ладно. Человек ты хороший, по глазам вижу, а хотя и выдашь, мне уж ничего не страшно, я свое отжил…
– Что вы такое говорите, Егор Демьянович?!
– Ты молодой еще, Саша, но постарайся понять. Тут двое жили – муж и жена, пусть и врозь, пусть и не в ладу, но двое. А власть их вовсе развела, и так развела, что либо одному, либо другому надо было сгинуть. Матушка наша, как видишь, выжила, и слава богу! Да ведь как она может забыть про своего супруга-то? Тем паче, здесь он отрекся, здесь себе смертный приговор подписал. Неужто, думаешь, своей вины не чует в том? Хотя прямо и не приказывала, сама другим подчинялась, но и не препятствовала. Это, Саша, такой грех, который пуще других тянет. Где уж тут любить место, в котором согрешил?
Ланской задумался:
– А был ли у нее выбор?
– Я так мыслю, хотя не мое это дело, чтобы на троне остаться, выбора не было, тут либо он, либо она. А вообще выбор всегда есть. Видно, покойная императрица Елизавета Петровна это чувствовала, слышал я, мыслила сразу внука наследником оставить, Павла Петровича, значит, а правительницей при нем нонешнюю государыню-матушку.
Александр поразился осведомленности и способности размышлять старого камердинера. Однако… слуги иногда соображают лучше многих господ. Он сам не задумывался над этими переходами власти и причинами столкновений меж собой родственников, принимал правление Екатерины как данность, а здесь вон как хитро все запутано. Поинтересовался:
– А Петра Федоровича тогда куда?
– А обратно домой, он ведь наследник двух императоров получался, и шведской короны тоже. Но не успела, померла.
После столь необычного разговора Ланской допоздна размышлял. Действительно, у Екатерины был повод не любить Ораниенбаум, здесь слишком многое напоминало прошлую жизнь, крушение надежд и нелегкое решение. Она стала императрицей, только какой ценой…
Постепенно его мысли вернулись к нынешнему положению. Великий князь давно уже в возрасте, чтобы самому править, но государыня и не мыслит ему власть передавать. Что будет? Почему-то стало тревожно за императрицу, но он вспомнил, как Екатерина говорила, что настоящий самодержец даже и не мыслит об опасности, потому как властитель начинается там, где заканчиваются даже помыслы о его свержении.
Ланской вздохнул: насколько же проще живется простым смертным, и как тяжело ей, голубушке!
На следующий день он снова стоял у шкафа с книгами, но не проверяя наличие пыли, а выбирая себе для чтения. Библиотека невелика, но подобрана с толком, случайных книг здесь не было. Интересно, почему Екатерина словно забыла об этой библиотеке? Или вовсе не желает напоминаний о прошлой жизни, в которой было столько унижений?
Постепенно, беседуя с камердинером, размышляя, разглядывая, Ланской постигал нрав своей богини с совершенно новой для него стороны. И не разочаровывался, напротив, влюблялся все больше и больше. В каждодневных разговорах и прикосновении к ее вещам было легче переносить разлуку. Он гладил обложку Монтеня, понимая, что ее касалась любимая ручка, что эту страницу переворачивали любимые пальчики, и этот засохший цветок между двумя толстыми фолиантами оставлен ею, и этот рисунок тоже сделала она… Екатерина была с ним рядом все время, даже находясь во дворце в Царском Селе.
В Ораниенбаум приехал цесаревич, они собирались с великой княгиней Марией Федоровной в путешествие по Европе под видом князей Северовых, потому великий князь посещал любимые места, словно стараясь запомнить. Поездка должна быть долгой, дети оставались с бабушкой, и Мария Федоровна очень страдала из-за этого. Кроме того, в их любимом Павловске собирались разрушить оба дома, когда-то построенные для счастливых молодоженов Екатериной, – Паульлюс и Мариенталь, – и это тоже великой княгине казалось дурным знаком. Императрица твердила, что на месте деревянных домов будет выстроен большой дворец (так и произошло, этот дворец стал одним из красивейших в Европе), но каково знать, что твой дом строится без твоего присутствия!
Сам Павел Петрович страданий супруги не разделял, он уверял Марию Федоровну, что все чертежи будут присылаться им для подписи даже в Европу, а уж Карл Кюхельбекер, который остается надзирать за строительством, столь пунктуален и придирчив, что ни единой оплошности не допустит. К тому же Чарльз Камерон хотя и сноб да надменен, но свое дело знает.
Великокняжеская пара, заметив доброе отношение Ланского к их детям и ответную любовь мальчиков к фавориту государыни (за год Саша весьма подружился со своим маленьким тезкой – внуком Екатерины), тоже приняла его всем сердцем. Заехав в Ораниенбаум вместе с мужем, великая княгиня рыдала:
– Я была бы даже спокойней, зная, что рядом с мальчиками вы, Александр Дмитриевич.