Последняя любовь лорда Стентона

– Нет? Зачем же вы опять здесь, у портрета? И больше пяти минут не сводите с него глаз? Извините, но я не поверю, что вас завораживает мастерство художника.

Выходит, он наблюдал за ней все это время. Кристина покраснела и отвела взгляд.

– Да, я думала о ней. И жалела.

– Жалели?

Она жалела и его, но промолчала, разумно предположив, что такое заявление лишь усилит гнев.

– Это просто портрет, но леди Вентворт выглядит так, будто хочет что-то сказать.

– И что же?

– Не знаю. Например: «Посмотрите, я здесь».

– Насколько мне известно, вокруг нее всегда было много людей, желающих любоваться и отпускать комплименты. Она была признанной красавицей.

– Вы же понимаете, я не об этом.

Стентон нервно переступил с ноги на ногу и встал вполоборота к картине.

– Принцесса Ариадна верно выразилась, сказав, что вы способны кричать молча. Похоже, вы примеряете на себя проблемы моей матери.

– Что за ерунда. Я совсем не похожа на нее: не знатная, не богатая, не красивая. Я была обузой для родных, но, к счастью, обрела новую семью, которая заботится обо мне. Нас с леди Вентворт нельзя сравнивать.

– Несмотря на уверенное опровержение, я слышу этот крик. Интересно, почему?

– Похоже, вы примеряете на себя мои воображаемые проблемы, лорд Стентон.

Ответ вызвал улыбку.

– Разница между нами в том, что я не отрицаю их наличия, Кристина Джеймс. Я отдавал себе отчет в том, что делаю, отвергая прежний гедонистический образ жизни. Разочарование и внутренний крик о помощи – неотъемлемые последствия сделки с ангелами. Это называется компромисс, и он обязателен, если хочешь выбраться из детства и стать взрослым.

– А гедонистический период был лишен разочарований и внутренних криков о помощи?

Кристина напряженно ждала ответа. Мужчину, которого она знала шесть лет назад, едва ли можно было счесть безразличным ко всему и всем.

Рука его поднялась и опустилась, сделав странный жест, который она едва машинально не повторила.

– Нет, – после паузы произнес Алекс. – Я разочаровывался минимум трижды, уже ближе к концу периода. Это и помогло понять, что я больше не желаю жить в постоянной опасности, потворствуя своим прихотям. Работа в министерстве – то, что мне нужно. Удалось привести в равновесие Синклеров и Стентонов, хотя Синклер порой дает о себе знать душераздирающим криком, но последнее слово остается за Стентоном. Рекомендую взять на вооружение мою методику. Ее использование дает нужный результат.

– Рекомендуете мне? В моей душе не бушуют демоны, в отличие от вашей, лорд Стентон.

– Еще как бушуют, мисс Джеймс.

Взгляд его из ледяного за секунду превратился в теплый и ласковый, голос стал тихим и зажурчал, как весенний ручеек.

Кристина невольно отступила и посмотрела на портрет, словно прося поддержки. И получила, увидев то, на что не обращала внимания раньше и что давало повод сменить тему.

– А что ваша матушка держит в руке? О, это ведь кисть?

Улыбка Алекса стала кривой.

– Да, она обожала рисовать акварели. Дом был завален ими.

– А я не видела ни одной. Их убрали?

– Отец все уничтожил.

– Какой ужас! Как он мог так с вами поступить?

– Со мной?

– Он обязан был сохранить для вас память о маме. Какой бы она ни была, это же ваша мать. Все люди совершают ошибки, нельзя же их за это… уничтожать. К тому же это недопустимый посыл для ребенка: если ты разочаруешь меня, перестанешь для меня существовать. Я сочувствую вашему отцу, но так не стоило поступать. Это жестоко.

– Таково наказание за предательство, мисс Джеймс. Она предала не только мужа и семью, но и страну. Моро был французским шпионом, убегая, она прихватила секретные документы, которые выкрала у дяди. Каждый отдельный факт непростителен, а уж вместе…

По непонятной причине Кристина испытывала острое желание встать на защиту дамы на портрете.

– Раз она такая негодница и ваш отец уничтожил все, что о ней напоминало, почему оставил портрет?

– Чтобы он служил напоминанием мне. Как и бабушка, отец был любителем предостерегающих от ошибок поучений и назиданий. Он хотел, чтобы я не забывал о необходимости подавлять в себе черты Синклеров, которые унаследовал от нее, и развивать лучшие качества Стентонов, которые в этом помогут. Судя по всему, отец не питал большие надежды, поэтому часто отправлял меня к дяде, когда я не был в школе. Освальд – мастер укрощения буйной натуры Синклеров. Ему не удалось продвинуться далеко в моем случае, но сделанное неплохо укоренилось.

– Вы шутите, верно? Это же просто семейные байки.

– Вы так думаете? Отец оказался прав. Со мной случилось все, чего он боялся, прежде чем я принял сторону Стентонов. Если бы не мачеха и сестры, ноги бы моей не было в те годы в Стентон-Холл. Невозможно было видеть мрачное лицо отца всякий раз, когда он смотрел на меня и думал, что я, как все Синклеры, сгину в пучине страстей.

– Ваше поведение неудивительно, раз отец позволял себе подобное. Он заслуживал худшего за то, что отсылал вас к дяде, когда мальчику, потерявшему мать, было необходимо тепло и забота родных. Возмутительно!

Алекс пожал плечами и поправил стул мыском ботинка.