Последняя любовь поэта

Мужчины в храмы ходят мало. Учёные, если и верят, то по-мудреному, а эллинским богам не молятся; неучёным же просто лень подниматься загодя. Пусть жена помолится за двоих. Небожители не прогневаются... Зато в харчевнях и в будни и в любой праздник мужчин полным-полно. Пьют у Арктина на рынке, и у хромого Демада, и у Стесимброта, прозванного отцом матросов, и у многих других. К Стесимброту степенные граждане ходить избегают — очень уж у него шумно, да и драки бывают нередко, потому что там собираются разгульные моряки и рабы, особенно варвары. Всем известно, что и те и другие пьют вино неразведенным. Зато новости из приморских городов раньше всего узнаются в портовой харчевне. Избил ли в Дардане старый моряк любовника жены или в Парии обокрали македонского военачальника, или в Каллиполе родилась тройня — на второй-третий день об этом заговорят у Стесимброта, а потом уже новость поползет по городу из дома в дом. Свои, лампсакские, новости интереснее — не ползут, а разлетаются, словно острокрылые стрижи.

О том, что Феокрит вместе с Херсием побывал в гостях у гетеры Миртиллы, Лампсак узнал немедленно. Соседки видели, как поэт и молодой философ вошли в калитку, да и служанка разболтала своим приятельницам. Промолчала только о том, что Миртилла не успела одеться и расплакалась от досады. Свою юную госпожу она полюбила и не хотела, чтобы люди над ней смеялись.

По правде говоря, о пире трех и о начавшемся увлечении Феокрита сплетничали далеко не все жители Лампсака. Матросам, рабам, беднякам-ремесленникам, рабочему люду до этих новостей не было никакого дела. Вот если бы хлеб подешевел, или вздорожало вино, или приехал в город не поэт, а бродячие актеры, которые дают на площадях веселые и бесстыдные представления, тогда бы заговорили и они.

Приняли новости близко к сердцу те, которые сами читали или слышали песни Феокрита. Многие знали их раньше, да и Неофрон охотно давал свои свитки желающищим списать. Толковали о любовных делах поэта врачи, жрецы, философы, сборщики налогов, архивариусы, кой--чему учившиеся купцы, писцы городского совета, и даже едва грамотные цирюльники, и даже башмачник Гедил, грамоты вовсе не знавший, но очень любивший слушать стихи. Жёны читателей и почитателей Феокрита, грамотные и неграмотные, говорили о нём и о Миртилле ещё больше, чем их мужья. Больше же всего судачили о них лампсакские гетеры — и гречанки, и фракиянки, и иноземки, приехавшие из разных стран. Знали отлично, что знаменитoго человека им у Миртиллы не отбить, но зависть не давала покоя.

Гетеры, когда могли, подсматривали из-за заборов, подслушивали, зазывали к себе Эвною. Угостив ее вином и сластями, принимались расспрашивать, что же там делается. Служанка клялась Зевсом, что Феокрит, хотя часто ходит к Миртилле, но ни одной ночи еще с ней не провел. Но только, что правда, то правда,— госпожа совсем другая стала. Всем поклонникам отказ... Тот, молодой, кудрявый, чего-чего только не делал: перелезал через ограду в сад, перед закрытой дверью жалобные песни пел, просил, плакал, даже дверной косяк целовал... Не помогло. Госпожа ему не поддалась. Обиделся и теперь совсем больше не ходит. А другие письма шлют, присылают корзинки вишен, охапки роз, по ночам вешают на калитку венки. Все впустую... Велела никого не пускать, подарков не принимает, на письма отвечать не хочет. Венки так и сохнут на калитке. Сама весёлая — в саду поёт, в комнате поёт, и всё про любовь. Цветные одежды вовсе перестала носить. И дома и на улице в белом — говорит, Феокриту так больше нравится. Он приходит по утрам, когда еще не очень жарко. Затворяются в комнате, а потом идут гулять. По целым дням пропадают — где, госпожа не говорит, только смеется, когда спросишь. Должна быть, далеко.

Гетеры удивлялись:

— Чудно... Неужели так целый день шляются не евши?

— Что ты, что ты… Видела у Феокрита жёлтую сумку? Там и еда, и вино, и дощечки письменные.

— Чудеса… куда же это он её водит?.. Так, говоришь, весёлая, поёт. Счастлива, значит?

— Еще бы... Вчера вернулась позднo, уже в темноте. Еле ноги передвигает, полынью от неё пахнет. Я и спрашиваю: устала, госпожа? А она меня обняла, целует, тормошит и приговаривает: — Эвноя, глупенькая, мне хорошо, хорошо.— Она добрая, моя госпожа. Иногда накричит, обругает, а потом опять точно подруга. Ни разу не ударила, ни разу...

Отпустив подвыпившую Эвною, гетеры ещё долго тараторили между собой. Выходит, влюблена Миртилла. Ну и дура, ну и дура... Разве же можно так? Себя надо любить и свое добро, а с любовника содрать всё, что можно — на то он и любовник. Да и совсем не дело гетере долго жить с одним — что она, законная жена, что ли?.. Еще если бы в молодого влюбилась, а то этому Феокриту без малого шестьдесят...

Иные Эвное не верили. Врет она... Миртилла, хоть и молодая, а свои дела умеет ловко устраивать. Никогда она не сделает такой глупости. Будто не понимает, что этот ее старик здесь до смерти жить не будет.