Он спросил, зачем я приехал во Францию и чем занимался до этого. Он детально расспрашивал о моих обязанностях в Лувре. Особенно о моей работе с «Моной Лизой». Я принялся обстоятельно рассказывать, как готовил деревянные детали футляра. Как я резал стекло и собирал все воедино. Как я подготовил стены для креплений. Я объяснял все в мельчайших подробностях. Закончив, начинал сначала. Через какое-то время глаза инспектора начали стекленеть и опускаться. Именно так, как я и надеялся.
Я знал, что Лапэн подозревает меня. Но на меня снизошло какое-то спокойствие.
Оно улетучилось, когда он вдруг сказал мне, что на раме, оставленной на лестничной клетке, был обнаружен отпечаток пальца! Как и у каждого сотрудника Лувра, у меня брали отпечатки пальцев при приеме на работу, и я помнил об этом.
Лапэн намазал мою руку чернилами и сделал новые отпечатки.
Но удача была на моей стороне. В картотеке музея хранились отпечатки только правой руки каждого сотрудника. А на раме остался отпечаток большого пальца левой руки, и они не совпали!
Лапэн заставил меня подписать заявление о невиновности. Он положил этот документ передо мной на ту самую скатерть, которой был покрыт сундук. Я подписывал бумагу, представляя себе картину, что лежала лишь несколькими дюймами ниже.
Полиция уже собиралась уходить, когда мне в голову пришла одна идея. Я спросил у инспектора, не знает ли он поэта Гийома Аполлинера. Я сказал, что восхищаюсь этим человеком – а сам вспоминал при этом, как жестоко он отозвался о моих картинах.
Я рассказал Лапэну, что только что прочитал колонку Аполлинера в «L’Intransigeant», где тот призывал сжечь Лувр. Он конечно же пошутил, поспешно добавил я. Я не хотел, чтобы Лапэн подумал, что я пытаюсь бросить подозрение на поэта. Хотя именно этим я, конечно, и занимался. Я прибавил, что Аполлинер, возможно, продал несколько скульптур художнику Пабло Пикассо. И вполне возможно, что эти скульптуры были взяты из Лувра. Я сказал все это как бы без особой цели, между прочим.
Глаза Лапэна расширились. Он спросил, откуда у меня эта информация. Я ответил, что не хочу доставлять никому неприятностей. Дождавшись того, что Лапэн начал требовать, чтобы я выложил ему все, я рассказал, что видел эти предметы в студии Пикассо. Лапэн сразу же заторопился на выход.