Последняя ночь в Бейруте

— Приду, непременно приду, — пообещал Бартон. Он в любом случае планировал посетить посольство днем, так что все складывалось удачно. Если считать удачным день, когда состоится прощание с милой и талантливой молодой женщиной, погибшей во цвете лет…

Едва он нажал кнопку отбоя, как раздался новый звонок.

— Мистер Бартон? — услышал он.

— Да.

— Это Бейлис, ваш коллега, так сказать. Я представляю ФБР в посольстве США. Мы — я и мой сотрудник — были бы рады встретиться с вами, вместе пообедать и побеседовать. Как вы к этому относитесь?

— Всегда рад пообщаться с коллегами, — сказал Бартон упавшим голосом.

— Вот и чудесно. Вы знаете ресторан «Индиго на крыше»?

— Нет, конечно.

— Это в самом центре Бейрута. Прекрасное место, вам понравится!

— Не сомневаюсь.

— Мы ждем вас к шести часам. До встречи, мистер Бартон!

— До встречи. Спасибо за приглашение.

Это не просто так, сказал он себе. Вряд ли эти парни хотят использовать повод встречи со мной, чтобы наесться до отвала. Хотя кто его знает?

Впрочем, в любом случае надо держать ухо востро.

Неизвестно, откуда американцы узнали о том, что случилось с Мэри-Роуз Белл. Английских газет, насколько он знал, американцы не читают — они считают это ниже своего достоинства. Информацию такого рода британское посольство в Бейруте распространять не станет. Значит, они получили ее либо от своих агентов в ливанском Министерстве внутренних дел, либо от своего агента в британском посольстве. И в том, и другом случае ситуация довольно неприятная. Держись, Кристофер Бартон!

А для того, чтобы лучше подготовиться к встрече с этими дриопитеками из американского посольства, нужно сделать наилучшие выводы из того, что он узнал за сегодняшний день. И самое интересное, что все, что он предполагал, оказалось поразительно правильным. Малика подставили, убийца — настоящий профессионал и вряд ли ливанец.

XV

Бартон приехал в посольство в половине одиннадцатого утра. Гроб был установлен в холле, посольство с утра было закрыто. Из Лондона прилетела мать покойной, Глория Симпсон-Белл, внучка адмирала Симпсона. Она должна была сопровождать гроб в Хэрфилд, лондонское предместье, где должны были на местном кладбище состояться похороны.

По ее просьбе зеркала в холле были завешены черным крепом, а гроб был покрыт черной тканью с большим белым бантом. Панихида была короткой, и столь же коротким было прощание с покойной. Женщины плакали, собравшись в кучку; мужчины посидели на стульях возле гроба, выпили предложенное им шерри и разошлись. Когда гроб выкатили к крытому фургону, Бартон остановил Берга.

— Мы еще увидимся, Майкл? — спросил он.

— Я должен ехать в аэропорт, сэр, — торопливо проронил он. — Я пришлю вам приятельницу Мэри, миссис Уотмен. И позвоню завтра.

Бартон пожал плечами:

— Делайте как знаете.

Миссис Уотмен появилась через двадцать минут. Она была полной женщиной, что еще подчеркивалось черным платьем, которое облегало ее фигуру. Глаза у нее были красные от слез, макияж подправлен довольно неискусно. Он видел ее в холле и раньше; она держалась в стороне от всех и, как он заметил, сильно переживала. Она подошла к нему и протянула руку; рука была большая, мягкая и влажная.

— Мистер Бартон, я полагаю, — сказала она.

— Да, это я, — ответил он негромко. — Вы свободны сейчас?

— У меня есть полчаса. Посольство откроется в двенадцать, я принимаю посетителей.

— Полчаса мне хватит, — кивнул Бартон. — Где мы можем поговорить?

— Лучше всего прямо здесь. Начальство не любит, когда мы выходим из здания в течение рабочего дня.

— Не возражаю, — согласился Бартон. Он поставил два стула у дальней стены и пригласил ее садиться.

— Миссис Уотмен, я задам вам всего несколько вопросов, — сказал он, садясь рядом, — и это те вопросы, которые следует задавать только женщине с ее чутьем. Вы ведь были близки, правда?

— Нет, я бы не сказала. Просто мне нравилась эта девочка: умная, деликатная, хорошо воспитанная. Я постоянно обращала на нее внимание, заговаривала с ней, когда была возможность. Скажем так: она была мне очень симпатична. А вообще она была очень независима, ни с кем особенно не сближалась, держала всех на расстоянии.

— Пусть так. Но вы ведь, несомненно, можете ответить на такие вопросы. Была ли она счастливой женщиной? Был ли в ее жизни мужчина? Расстроил ли ее перевод?

— Не знаю, смогу ли я ответить на эти вопросы: они ведь очень личные, и мы никогда не заговаривали на такие темы.

— И все же постарайтесь. Была ли она счастливой женщиной?

— И да, и нет. Ей нравилась ее работа, но мне кажется, что она временами была грустна, задумчива, даже чем-то расстроена. Она старалась этого не показывать, но я чувствовала это даже на расстоянии — по тому, как она держалась, как была безразлична к еде, когда ела в одиночестве в нашем кафе. Иногда она долго курила в садике и с какой-то тоской смотрела на небо, когда его закрывали облака. Что-то ее точило изнутри. Был ли виной этому мужчина, я не знаю, но подозреваю, что был. За те полтора года, что она проработала у нас, никто никогда не видел ее с мужчиной.