Посол Лейси встал из-за своего огромного резного стола и пошел навстречу Бартону с протянутой рукой.
— Добрый день! Как же я рад вас видеть, мистер Кристофер Бартон! Добро пожаловать, добро пожаловать!
Он улыбался, но в глазах его Бартон не увидел улыбки.
— Мне тоже очень приятно познакомиться с вами, ваше превосходительство. Я много слышал о вас: очень многие люди, знающие вас, восхищаются вами.
— Оставьте любезности и протокол, дорогой Бартон. Посидим и побеседуем как мужчины, просто и откровенно. Прошу! — Лейси указал на стол в глубине комнаты, который был накрыт для двоих.
Посол не поскупился: он принимал Бартона по-царски. В середине стола стоял запотевший графин с водкой, обвязанный трехцветной лентой с ключиком, которым открывался замочек на пробке: знак того, что в графине была самая дорогая русская водка. Рядом с ним возвышалась хрустальная бонбоньерка с черной икрой и блюдо с малюсенькими печеньками и пирожками. Еще одно хрустальное блюдо вмещало около десятка разных видов колбас и копченостей, а на подносе из эбенового дерева были разложены разные виды копченой рыбы.
— Никогда не видел столько деликатесов на одном столе, — признался Бартон.
— У меня есть мой маленький личный фонд — для угощения послов других стран и дорогих друзей, — ухмыльнулся Лейси. — Надеюсь, что мы с вами станем… пусть не добрыми друзьями, но, по крайней мере, хорошими знакомыми. За это и поднимем тост.
Он разлил водку по рюмкам и протянул Бартону лопаточку для икры. Видно, что он старался быть предельно радушным.
Бартон уже оценил человека, сидящего перед ним. Внешне — карьерный дипломат, похоже даже — рафинированный аристократ. Элегантен, хорош собой. Большие карие глаза на загорелом лице, красивая стрижка, седина на висках. Но крепок и силен, подтянут, занимался спортом — возможно, теннисом. Но также и восточными единоборствами: ведь он бывший разведчик, и не исключено, что, выполняя дипломатические функции, остается им и сейчас.
Они выпили и закусили пирожками и икрой. Лейси снова наполнил рюмки.
— И еще один тост, — сказал он. — За успех вашей миссии в Бейруте. Мне кажется, вы уже многого достигли. Встречались с людьми, расспрашивали их о многих вещах. И, как я понимаю, на настоящий момент у вас уже не осталось сомнений, что произошедшая трагедия ни в коей степени не была результатом вины кого-либо из посольских сотрудников или нашей системы безопасности. Это случай, может быть, один из миллиона, и в данном случае несчастный жребий выпал на эту бедную женщину. Так?
— Ваше превосходительство…
Лейси прервал его:
— Пожалуйста, зовите меня Дэниель. Вы имеете на это право, я лет на двадцать моложе вас.
— Что ж, пусть так… Я — представитель той уходящей когорты следователей старой школы, которые все делают по однажды заученной схеме. Мы никогда не говорим «дело закрыто», пока не поставим последнюю точку на последнем протоколе. Собственно, так делать положено всем, но далеко не все следуют постоянно действующим инструкциям. И это, кстати говоря, порой приводит к самым разным казусам в суде.
— О, я очень хорошо это понимаю! Я, как никто другой, хорошо знаю, насколько дотошен наш бюрократический аппарат. Говорят, он мало изменился с восемнадцатого века. Этого я не знаю, но справки и отчеты, которые от меня требуют ежемесячно, порой приводят меня в состояние полного замешательства! Грустно, конечно, но не так страшно. Я как-нибудь справлюсь и со справками. Но вернемся к нашей теме. Мне, как главе миссии, вы можете рассказать, что вас еще беспокоит и какие проблемы у вас еще остаются. Мы вдвоем могли бы их устранить гораздо быстрее, вам не кажется?..
— Все идет своим чередом, сэр, местная полиция во всем идет мне навстречу. Так что проблем у меня нет, только текущие заботы.
— Пусть так, но все же у вас есть проблема, которую решить непросто. Мур признался мне, что заглянул в переписку Мэри Белл и обнаружил, что у нее был любовник. Вас это больше всего заботит в данное время, верно?
— Конечно, сэр; связь с женатым мужчиной предполагает мотив преступления, тем более что Мэри Белл высказывала этому мужчине некую угрозу.
Говоря это, Бартон старался казаться как можно более равнодушным, но от него не ускользнуло, что посол все же напрягся. Однако он быстро овладел собой.
— Я могу вас немного успокоить, — сказал он. — Мэри была довольно откровенна со мной. Вы, я думаю, знаете, что она была одним из самых ценных сотрудников посольства; я могу даже признаться, что, хотя она была женщиной весьма независимой и никого к себе особенно не приближала, я считал ее моей правой рукой, когда речь шла о политическом анализе. Тут ей не было равных. Так вот, она как-то призналась мне, что была влюблена в одного из офицеров аппарата военного атташе и что страдала от того, что он был к ней довольно холоден. Но она, как я понял из ее слов, вскоре переболела этой болезнью. Ее перевод в другое посольство должен был автоматически положить конец этой романтической влюбленности, и она это, конечно, понимала.
— Вы знаете, о каком офицере шла речь?