Последняя одиссея

Картинка сменилась, а Сейхан вспомнила первую встречу с Греем: тогда, в лаборатории Форт-Детрика, она его подстрелила. Сейхан отчетливо помнила этот момент, хотя казалось, что произошло это не в жизни, а в кино и на спуск нажимал другой человек.

В то время она работала наемным убийцей на террористическую организацию, которую потом сама же помогла уничтожить. Оставшись одна, Сейхан нашла прибежище в «Сигме», а с Греем – еще и новый дом.

И все же в ней осталось жесткое ядро, стержень, от которого так просто не отказаться. С юных лет Сейхан проходила жестокую школу, и часть ее постоянно требовала дозы адреналина.

Мысленно она снова услышала выстрел, увидела, как падает Грей. Вспомнила другие убийства, куда более жесткие, но ужаса не испытала. Лишь знакомое спокойствие, граничащее с удовлетворением.

В рамке появилась фотография, как она нежно целует свое дитя в еще не заросший родничок.

«Кто эта женщина? Кто я?»

Ответа Сейхан не знала и одновременно боялась его. Что она предложит Грею, перестав быть собой? Какой матерью станет для Джека?

Чтобы отвлечься, Сейхан сосредоточилась на деле – этот навык ей привили вместе со способностью убивать. Она целиком ушла в воспитание Джека, вкладывая в сына все силы, ведь так было проще, чем смотреть в зеркало.

Помогало недолго.

Внутри Сейхан что-то зрело.

«Может, пока я не узнаю, кто я такая, Джеку будет лучше без меня?»

Заметив, что молоко уже течет слабее, она выключила молокоотсос и, отсоединив от него бутылочку, завинтила крышку. В это время открылась парадная дверь и раздался голос Грея.

– На кухне! – откликнулась Сейхан.

«Вовремя же ты».

Протопав по дощатому полу, вошел Грей, потный и запыхавшийся. Он словно заполнил собой все свободное пространство, а его мускусный запах перебил сладкий аромат молока.

– Надо кое-что обсудить. «Сигма» просит…

– Знаю, – перебила его, вставая, Сейхан. – Звонила Кэт и все рассказала. Поезжай.

– Точно?

– Да, точно. Я с тобой.

Грей напрягся.

– А как же…

– За Джеком присмотрит Кэт, Монк уже едет, заберет. Харриет с Пенни вне себя от радости. – Она подошла к холодильнику и убрала подальше две бутылочки с молоком, дополнив стоявшую там батарею. – Я несколько недель регулярно сцеживаю молоко. Хватит на четыре дня, и еще в морозилке на всякий случай есть запас.

Она обернулась и посмотрела мужу в глаза, как бы сообщая: «Мне это нужно».

Она ждала, что Грей воспротивится, но в его глазах зажегся огонек возбуждения. Давно она не видела этого блеска. В груди екнуло, сердце забилось чаще, и Сейхан поняла, что на самом деле это нужно им обоим.

Грей притянул ее к себе.

– Похоже, нам предстоит дорога в ад. Может быть, даже буквально.

Глядя на мужа, Сейхан улыбнулась так широко, как не улыбалась уже очень давно.

– Надеюсь.

Глава 11

22 июня, 20:45 по турецкому времени.

Турция, Анкара

Муса, сорок восьмой обладатель священного титула, покинул Коджатепе, крупнейшую мечеть Анкары, где всегда молился, приезжая в столицу Турции. Только что он завершил магриб, вечернюю молитву, совершив три ракаата, две сунны и две нафили[16].

«Не время для полумер», – сказал он себе.

Муса пошел по площади, оставляя позади громаду мечети с четырьмя тонкими башенками минаретов. За ним следовали трое, три Бану Муса, Моисеевых сына. Вовсе не кровные родственники, свои звания они заслужили, проливая кровь и пройдя испытания огнем. У сорок восьмого Мусы вообще не было детей. Его вторая жена осталась в родительском имении в пригороде Стамбула. Браком они сочетались по расчету, как того требовало его положение, а после даже общались изредка и почти не касались друг друга – разве только для того, чтобы освятить супружеское ложе.

Настоящей семьей Муса считал Сыновей, стражей, каждый из которых нес в кобуре под пиджаком полуавтоматический пистолет «Каракал-F» и высматривал, не угрожает ли жизни духовного отца опасность.

Его проводили до бронированного лимузина, который охраняли две Бинт Муса, свирепые и смертельно опасные Моисеевы дочери, вооруженные теми же пистолетами, только к запястьям у них еще крепились метательные ножи.

Одна из них открыла дверцу, и Муса забрался в салон на заднее сиденье.

Сыновья сели рядом, Дочери – впереди, и они помчались вечерними улицами по ярко освещенному городу. Через час им предстояло быть в аэропорту, однако прежде Муса хотел исполнить последнее обязательство в Анкаре.

Сердце продолжало бешено колотиться. Страх и возбуждение не отпускали.

«После стольких веков…»