Читаем Последняя попытка, или Хочу вашего мужа полностью

Звонок в дверь. Настойчивый, как в начале пьесы. Андрей так пугается, что чуть не соскальзывает со стула.

А-а-а-а! Фу ты! Как напугали. Чуть, действительно, не повесился. Интересно, кто бы это мог быть?

Звонок повторяется.

Неужели Оксана? Только у нее такой требовательный звонок, как у пионеров, которые пришли за макулатурой. Что же делать? Открыть? Или повеситься? Или сначала повеситься, потом открыть? Нет, если я повешусь, то открыть мне уже, наверно, будет трудно… (Спускается со стула, предварительно поправив галстук, чтобы видна была петля. Идет открывать дверь).

Входит Елена Владимировна. Быстро проходит на середину комнаты.

Елена Владимировна:  Ты что не открываешь?

Андрей:  Я занят был.

Елена Владимировна (замечает стул на столе): Ты что, люстру протирал?

Андрей:  Да. Решил перед сном квартиру прибрать.

Елена открывает чемодан и начинает разбирать вещи.

Ты чего делаешь?

Елена Владимировна:  Не видишь что ли? Вещи разбираю.

Андрей:  Зачем?

Елена Владимировна:  Чтобы не помялись.

Андрей молчит. Елена Владимировна вынимает вещи, кое-что относит в другую комнату, возвращается.

Это такое безобразие, как у нас автобусы ходят. Представляешь? (Продолжает раскладывать вещи). Пришла на остановку, стою жду автобуса, думаю о приятном, как тебе невмоготу будет одному. На душе радостно, хорошо… А автобуса нет и нет. Я уже замерзать стала. Но все равно, стою, жду, продолжаю думать о приятном. Как ты мучится будешь, кода заболеешь. Ты ведь, как и все мужчины, болеть не умеешь. Вспомнила, как в последний раз ты болел, я поздно домой с работы вернулась – а ты пытался сам себе на спину горчичники поставить. И хоть бы такси какое-нибудь проехало. Словом, так я к тому времени замерзла, когда про горчичники вспомнила, что решила домой вернуться, хоть немного отогреться. Только дошла до старушки Фроловны, которая всегда у парадной вечером сидит, вспомнила, что тебя сейчас увижу, и обратно к автобусу повернула. Дошла до остановки, а он уже ушел! Опять стою, мерзну, думаю: я же так снова в больницу попаду. Вспомнила, как я лежала в больнице… И ты… ты…. Словом, бегом, чтобы согреться, домой. Фроловна снова меня увидела, говорит: «У теби чего вещи в чемодане ворованные, что ты туды-сюды с ними носишься?» (Смеется весьма натянуто). И знаешь, я вспомнила, как года три назад, в дооксанин, так сказать, период – на этом месте ко мне хулиганы пристали, я закричала, ты через двадцать секунд на улице был. В одной руке молоток, в другой – красное удостоверение, что ты почетный железнодорожник. Вот и все! Помоги, кстати, чемодан на место положить. Все-таки ты его снимал, ты его и клади обратно. (Протягивает ему чемодан).

Андрей (не берет):  А как же этот?

Елена Владимировна:  Который?

Андрей:  А у тебя их, что, несколько?

Елена Владимировна:  Знаешь, Андрюша,  я всегда думала, как я поведу себя, когда точно узнаю, что у тебя кто-то есть. Зареву? Устрою скандал? Дам пощечину? Но я никогда не думала, что буду носиться с чемоданом туда-сюда… Ну бери же…

Андрей (не берет): Хочешь, поедем с тобой летом в Крым?

Елена Владимировна:  С тобой? В Крым? Только за двадцать тысяч! Да бери же? А я пока галстук сниму…

Пауза.

Меня, наверное, многие женщины обвинят, не поймут… Наверно, я не права, я знаю… Но знаешь, как бы это сказать… В общем. Но… В общем, это такое безобразие, до чего редко у нас автобусы ходят. Понял?

Андрей (берет чемодан): Знаешь, я никогда тебе не говорил, но если честно, от это… Ну… Как бы то ни было… В общем…

Елена Владимировна:  Повтори-ка, что ты сказал? Это так непривычно от тебя правду слышать.

Андрей:  Да я хотел просто, чтобы ты это… Как-то… Не знаю… Конечно же… Не получается чего-то. Я, может, потом, а?

Елена Владимировна:  Ты опять нелепо смотришься с пустым чемоданом. Пойди-ка, прогуляйся немного. А я пока чай вскипячу… Пирог еще не остыл наверно. Теплится, как и наши отношения. Попробую его разогреть. Все-таки двадцать лет сегодня! Юбилей!

Андрей:  Там у меня… Бутылочка шампанского есть.

Елена Владимировна:  Знаешь, Андрюша,  если б ты Оксане и про больницу рассказал и про забор, через который ты меня перебрасывал в зимнем пальто и вьетнамках, я бы замерзла насмерть, но ни за что не вернулась.

Андрей:  У меня знакомый врач есть.  Он за бутылку любую болезнь найти может. Хочешь, я… я… Я сам теперь в больницу лягу. И ты меня будешь через забор перебрасывать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги / Драматургия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия