Последняя роза Шанхая

В своем сердце я чувствовала только пламя сомнений.

Он не собирался приходить, он передумал.

Раздался стук в дверь. Я вскочила, открыла дверь и увидела самое красивое лицо из моих снов. Я запрыгнула на него и обвила руками его шею. Эрнест рыдал, а может, это была я. Я обхватила его лицо ладонями и вытерла слезы. Мы смеялись, кружились, прыгали и завалились на кровать.

Я сбросила туфли на высоких каблуках, сняла вчерашние чулки и расстегнула свое красное платье. Я помогла ему снять куртку, рубашку и брюки, пока мы не предстали друг перед другом обнаженными. Я скользнула обратно на кровать, развела руки и раздвинула ноги, призывая его. Я занималась с ним любовью раньше, в той же гостинице, на заднем сиденье моего «нэша» и в отеле Сассуна. Я знала его тело и силу своего желания, и все же, казалось, что сейчас мы занимались любовью в первый раз. Мой поцелуй был настойчивым, жадным, отчаянным. Когда он обнял меня, когда овладел мной, став со мной одним целым, я закричала. Отныне не будет больше никаких секретов, никаких колебаний, никакой разлуки. Только мы. Вместе.

* * *

Позже он поцеловал мое предплечье, костяшки пальцев и плечо, его щетина покалывала кожу, вызывая еще более приятные ощущения. Лежа на животе, я повернулась к нему, мои волосы были влажными, голова шла кругом.

– Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой – мне. – Его пальцы ласкали мочку моего уха.

Я взяла его палец и укусила. Достаточно сильно, чтобы он мог почувствовать.

– Китайцы не говорят о любви.

– Почему?

– Потому что мы думаем, что любовь мимолетна, непостоянна и просто легкомысленна. А вот жизнь – это таинственный колодец бесконечности и глубокомыслия. Поэтому, мы говорим о жизни и судьбе. Мы также верим, что жизнь – это круговорот случайностей, кармы и реинкарнации. – Я забралась на него сверху, прижавшись животом к животу, ладонями к ладоням, мое тело поднималось в такт его дыханию. – Между влюбленными тоже есть карма, мы называем это юань. Это что-то вроде предопределенного шанса или божественной монеты счастья, дарованной влюбленным. Ты зарабатываешь их, делая правильный выбор в этой жизни, и тебе заплатят в следующей жизни.

– Как ты это произносишь? Янь?

– Нет, юань.

– Понял. Янь.

Я засмеялась.

– Я так беспокоилась о тебе. Я думала, тебя отправили в лагерь.

– Все этого боятся. Я надеюсь на лучшее. Я не имею гражданства, так что, может быть, японцы оставят меня в покое. Ты похудела. Ты такая худая. Расскажи мне, что ты делала.

Я рассказала ему все: о ссоре с Ченгом и моей семьей, о том, как меня заперли в моей собственной комнате. А он рассказал мне о сумке, альбоме и десяти тысячах американских долларов. О том, как он купил пекарню и многое другое. Он больше не был беженцем без гроша в кармане. Он был бизнесменом с активами.

Я кивнула. У него был проницательный ум и самообладание, которые, казалось, обострялись в минуты отчаяния. При наличии возможностей он мог бы построить империю.

– Сассун сделал несколько моих фотографий. Интересно, есть ли они в этом альбоме, – произнесла я. Больше никаких секретов от него. Я потянулась и обхватила его лицо ладонями, наблюдая за голубым блеском в его глазах, готовая поцеловать и успокоить его.

Короткая вспышка. Он никогда не сможет смириться с тем, что я разделась перед Сассуном. Но он держал меня за руку.

– Я сжег его. Альбома больше нет.

– Ты поступил правильно. – У меня все болело, ноги ослабли, но я была бодра и чувствовала, как внутри разгорается новая волна страсти. – Мы можем это повторить?

Глава 55

Эрнест

Он любил ее запах, форму ее рук, любил наблюдать, как она надевала туфли на высоких каблуках, скрещивая ноги, грациозно и соблазнительно выгибая спину. Он провел руками по ее упругой икре и сыграл на ее коже сонатину красоты и гармонии. Он мог бы так жить, наблюдать, как она надевает туфли, и заниматься с ней любовью каждый день до конца своей жизни.

Расставаться с ней хоть на мгновение – было сущим наказанием, и он никогда не хотел повторять этого, но ему приходилось управлять пекарней. Тем не менее, он строил с ней планы. Он хотел бы переехать в квартиру, которую купил, но это было бы небезопасно для него. Может, она могла бы переехать в квартиру, которую сняла для него? Она покачала головой. В глазах китайцев она была бы любовницей, и ей не хотелось позорить имя своей семьи.

Так что у нее не оставалось другого выбора, кроме как поселиться в этой гостинице, где она зарегистрировалась под чужим именем. Он приходил к ней каждый день, но уходил вечером до наступления комендантского часа. Она договорилась о хорошей цене, и он ее заплатил. За три месяца.

В пекарне был совсем другой мир.

* * *

Каждый день ходили новые слухи, изменчивые и холодные, как порывы ветра в темном извилистом переулке: японцы поместили мистера Комора, организатора еврейской благотворительной группы, которая помогла ему устроиться по прибытии, под домашний арест. Многоквартирный дом на Пешеходной набережной был закрыт ставнями. Японский солдат сбросил беженца в реку Хуанпу, когда тот слишком медленно шел по улице перед ним.