Омарейл почувствовала, что глаза защипало от слез, но она всеми силами боролась с нахлынувшими чувствами. Пускай Фрая, скорее всего, обо всем догадалась раньше, принцесса все еще считала неправильным открыто говорить правду. Но как тогда объяснить, почему расставаться так больно?
Впрочем, у Фраи не было никаких вопросов. Она мягко улыбнулась, обняла Омарейл и прошептала:
– Позаботься там о нем.
– Я сделаю все, что смогу.
Затем женщина повернулась к Дарриту. Тот сидел на кушетке рядом с младенцем. Сжав челюсти, он мрачно глядел куда-то в сторону. Фрая протянула к нему руки. Он встал и, крепко обняв ее, зажмурил глаза. Госпожа Тулони оказалась на голову ниже своего приемного сына. Омарейл не знала, почему плакала Алтея, то ли из-за того, что Даррит не смог сдержать эмоций, то ли все это действительно выглядело трогательно и грустно. Сама принцесса уже не пыталась скрыть слезы.
– Я хочу, чтобы ты знала, – обратился к Фрае Норт совсем тихо, но Омарейл все же услышала, – я
Та рассмеялась, мокрые щеки ее блестели.
– Я знаю, милый, – руки Фраи гладили черные волосы, – я знаю.
Что он прошептал ей на ухо, принцесса уже не разобрала, да и не хотела, ей и так было неловко оттого, что она присутствовала в такой личный момент.
– Как-то глупо получилось с лавкой, – вздохнула Омарейл, когда они уже собирались выходить. – Я обещала помочь, а сделала только хуже. Но, кажется, идея с уроками должна сработать, у вас появятся помощницы, которые смогут делать коврики на продажу. А вы попробуйте побольше плести на заказ.
– Я думаю, ты сделала многое, просто не все работает сразу, – отозвалась госпожа Тулони. – Вывеска, цены, оформление витрины – все это начало приносить плоды. Я не забуду твоих уроков.
Принцесса не хотела оставлять госпожу Тулони одну в такой непростой момент, поэтому предложила Алтее остаться – якобы помочь с ребенком, если потребуется. Обе отреагировали с воодушевлением: Фрае, наверное, и вправду была нужна поддержка, а Алтее могло быть любопытно узнать об эксплетах побольше. Женщин ждала долгая ночь, скрашенная чаем и разговорами.
Омарейл поцеловала в лоб младенца, стараясь не разбудить, а затем пошла прочь, Лодья вышел следом. Даррит задержался и нагнал их уже на улице. Он смотрел куда-то в сторону и избегал встречаться взглядами, как, впрочем, и Омарейл: Норту наверняка не хотелось, чтобы она видела его таким уязвимым.
Час был поздний, поэтому повозку удалось поймать не сразу. Воздух совсем остыл, и в пути принцесса прижалась к Дарриту, чтобы стало теплее. Он молча приобнял ее. В полной тишине они добрались до лавки Часовщика.
– Завидую вам, – сказал Лодья, беря с полки Турбийон, – скоро вы узнаете, чем закончится эта последняя сказка. А мне придется ждать еще двадцать семь лет.
– А я немного завидую вам, – отозвалась Омарейл, – мы возвращаемся в неизвестность. И многое стоит на кону, а у нас даже нет четкого плана.
Стрелки Турбийона уже почти подобрались к цифре «12», оса в центре диска загадочно мерцала, но пока, по словам Лодьи, было рано. Он налил чая, как тогда, в первый их день, и завел разговор о предсказании, Совете Девяти, их путешествии по Ордору. Омарейл поведала, как он помог Дарриту в Клоустене, после чего все трое многозначительно посмотрели друг на друга: не потому ли Лодья оказался там, что знал – Норту потребуется его присутствие?
Наконец, Турбийон легонько завибрировал.
По команде Проводника Омарейл и Даррит взяли диск с шестеренками и встали в круг, начертанный на полу. Лодья с грустной улыбкой помахал им и вышел. Стрелка на механизме наконец добралась до двенадцати. Принцесса слышала тиканье и стук своего сердца. Они с Нортом посмотрели друг на друга, и сердце ее пропустило пару ударов.
– Спасибо, – сказал он, и она удивленно подняла брови.
Тиканье тем временем будто стало громче.
– За что? Это ты помогаешь мне, а не наоборот, – ответила Омарейл.
Ритмичный звук нарастал: «тик-так, тик-так».
– Вы помогли мне пережить трудный период. Не будь вас рядом, я бы наделал глупостей.
ТИК-ТАК. ТИК-ТАК.
– Не будь меня, тебе вообще не пришлось бы проходить через все это, – пробормотала Омарейл.
– Вот именно. Я продолжал бы работать на нелюбимой работе, пытаясь искупить ошибки прошлого.
– Это правда, – кивнула принцесса, лукаво улыбнувшись.
Ее глаза распахнулись шире, когда мир вокруг начал едва ощутимо дрожать. Оса в центре Турбийона начала сверкать, казалось, в гладком металле отражались сотни свечей.
– Люблю вас за умение шутить в любой ситуации, – услышала она слова Даррита.
– Только за это? – произнесла она, цепко ухватившись за Турбийон: тот пытался выскользнуть из рук, будто кто-то тянул его на себя.
Даррит точно этого не делал, но, судя по всему, ощутил то же самое: костяшки его пальцев побелели, губы сжались.
– Не только, – проговорил он, облизав пересохшие губы.
Воздух вокруг словно наэлектризовался, он даже потрескивал и будто бы едва заметно вспыхивал то тут, то там. От пола шли мягкие потоки воздуха, отчего кончики распущенных волос Омарейл начали подниматься, как язычки пламени.