Последняя сказка

Увлекшись, Советник подошел к Омарейл совсем близко, и она впервые поняла: речи его могли быть монотонными, подход ко всему – дотошным, но глаза его в моменты, когда он планировал что-то важное, горели страстным огнем.

– Можно заранее сделать фотоснимок крупным планом, – предложил Даррит. – И разместить на первой полосе «Освещения».

Бериот поднял вверх указательный палец.

– Верно. Они влюбятся в вас против собственной воли.

Омарейл вопросительно подняла бровь.

– Все эти двадцать два года они гадали, что за увечье заставило ваших родителей спрятать дочь в башне. Когда окажется, что вы хороши собой, это вызовет в людях одновременно симпатию и сострадание. Красивым людям легче добиться расположения к себе.

Он совершенно не пытался сделать ей комплимент, просто сухо излагал свои мысли. И только взгляд все еще был полон силы. Омарейл чувствовала его решимость, Бериот был вдохновлен предстоящими задачами.

– Тогда, полагаю, Омарейл следует вернуться в башню, – заключил Король.

– Это было бы наиболее правильным решением, – кивнул Бериот, снова закрываясь в свой кокон вежливой сдержанности.

– Нет, – выдохнула Королева, поднимаясь на ноги. – Только не снова в башню.

– Афлейн, ты же понимаешь, – произнес Король, приобнимая ее за плечи. – Это необходимо. Скоро у всех у нас будет нормальная жизнь. Нужно немного потерпеть.

– Тогда… дайте мне хотя бы минуту…

Король кивнул, и Королева наконец подлетела к Омарейл. Они сжали друг друга в объятиях, и произошло то, что и предвидела принцесса. Слезы душили ее, пока она впитывала и запоминала мамин запах: теплый, уютный, цветочный.

Омарейл почувствовала, как кто-то погладил ее голову и поцеловал в затылок – она поняла, что это был Король. Затем хлопнули двери. Кто-то выходил из зала, кто-то разговаривал. Но мир вокруг перестал существовать.

Принцесса не знала, сколько времени они провели, пытаясь восполнить украденные годы прикосновений, поцелуев и объятий, но когда способность воспринимать действительность к ней вернулась, в Раух-зале не было никого.

– Мне нужно идти в башню, – сказала она, держа мамину руку.

Та понимающе кивнула.

– Мне так много надо рассказать… но я сделаю это позже.

Уже находясь у гобелена, Омарейл обернулась:

– Мама, Норт Даррит… мне необходимо с ним поговорить. Узнай, пожалуйста, где он, и вели навестить меня.

Королева кивнула, а потом, слегка нахмурившись, спросила:

– Омарейл… кто он?

У принцессы было так много вариантов, как ответить на этот вопрос, что она не знала, какой выбрать.

Увидев, что мама подозрительно сощурилась, Омарейл закатила глаза.

– Как я рада снова видеть, как ты делаешь это… – произнесла Королева, вытирая раскрасневшиеся мокрые щеки, а затем прочистила горло и чуть строже добавила: – Хотя принцессе не подобает закатывать глаза.

Глава 12 Лебединая башня

Омарейл огляделась. В родных и знакомых комнатах, в которых она провела двадцать два года, ей теперь было тревожно. Казалось, она вновь заперта здесь навечно: это чувство то отпускало, то накатывало, отчего к горлу подступала тошнота.

Довольно скоро пришел Король. Он должен был присутствовать на праздновании свадьбы, но хотел сперва поговорить с Омарейл хотя бы несколько минут. Зная характер отца, принцесса поняла, что он явился не из сентиментальных чувств. Пока решение Совета Девяти не обрело статус закона, они по молчаливому согласию беседовали в Комнате Встреч, как и прежде, через стекло.

– Ничего не хочешь сказать? – тяжело произнес Король после длительного молчания.

– Значит, все-таки сердишься… – пробормотала она.

– Сержусь?! – прогремел Король, а затем, после паузы, спросил: – Ты хотя бы немного сожалеешь о том, что произошло?

– Конечно сожалею. Мне жаль, что мы вообще оказались в такой ситуации. Жаль, что пришлось брать все в свои руки, рыть тайный ход, сбегать из собственного дома, ставшего тюрьмой.

Омарейл не хотела нападать и вообще-то действительно чувствовала себя виноватой, но, с тех пор как она узнала, что пророчество было ложью, ей хотелось прокричать: «Как вы это допустили?!» Она понимала, что влияние Совы было сильно: даже Мраморный человек не смог ей противостоять. Но это не отменяло того, что обида жгла сердце.

Голос отца дрогнул, когда он ответил:

– Мы сделали все, что могли, чтобы твоя жизнь была нормальной.

Омарейл тяжело вздохнула:

– Я знаю, папа. И я не так представляла наш первый разговор… Я понимаю, что поступила плохо, только вот не могу искренне раскаиваться. Я обрела свободу и действительно нормальную жизнь. Как можно об этом сожалеть?

– Я тоже понимаю, что должен быть зол на тебя, но не могу искренне сердиться.

Принцесса рассмеялась:

– Мне показалось, ты сейчас злился от души.

– Я переживал за тебя. Ты ни разу не выходила из комнаты и вдруг оказалась вне дома совершенно одна. Мы с матерью не находили себе места.

– Прости. За это я и правда чувствую вину. Но пойми, я не могла поступить иначе.