Последняя схватка. Армагеддон 2000. Ребенок Розмари

Сначала она заглянула в закусочную — здесь все постоянные посетители были знакомы ей с давних пор, — а потом поднялась к Хатчу. Квартира у него была маленькая и темная, но всегда в идеальном порядке. На стене висела фотография Уинстона Черчилля с его собственноручным автографом, а под ней стоял диван, принадлежавший некогда самой мадам Помпадур. Хатч сидел босой между двумя журнальными столиками, на которых стояли пишущие машинки и лежали груды бумаг. Он, как обычно, писал сразу две книги: переходил ко второй, когда возникали затруднения с первой, и возвращался к первой, когда заходил в тупик со второй.

— Я очень хочу туда поехать, — сказала Розмари, присаживаясь на диван мадам Помпадур. — Я поняла недавно, что никогда еще в жизни не оставалась совсем одна больше, чем на несколько часов, вот в чем дело. Как подумаю, что у меня вйереди целых три или четыре дня!..

— Будет время посидеть спокойно и поразмышлять, кто же я такая на самом деле, что уже сделано и что еще предстоит, — с иронией продолжил за нее Хатч.

— Точно! — засмеялась Розмари.

— Ну ладно, не выдавливай из себя улыбку. Он что, лампой тебя ударил?

— Ничем он меня не ударял. Просто у него сейчас очень сложная роль — юноша-калека, который старается сделать вид, что приспособился к своей болезни. Она теперь — суть его жизни. Ему приходится подолгу привыкать к костылям, разным подпоркам, он очень занят, и естественно, что он… он… очень занят.

— Понятно. Давай сменим тему. «Ньюс» подробно описывает ужасы тех дней, когда была забастовка. А мы и не знали, что происходит в городе. И почему ты мне не сказала, что в вашем счастливейшем доме произошло еще одно самоубийство?

— Разве я не говорила?

— Нет.

— Мы ее знали. Это та самая девушка, о которой я вам рассказывала. Она раньше была наркоманкой, а потом ее реабилитировали Кастиветы — они живут на нашем этаже. Но, по-моему, я уже об этом говорила.

— Та девушка, которая ходила с тобой в подвал?

— Точно.

— Видимо, они не до конца ее реабилитировали. Она жила у них?

— Да. С тех пор мы с ними и подружились. Ги иногда к ним заходит, чтобы послушать рассказы о театре. Отец мистера Кастивета был продюсером в начале века.

— Вот бы не подумал, что для Ги это будет интересно, — заметил Хатч. — Это пожилая пара?

— Ему семьдесят девять лет, а ей семьдесят или около того.

— Странная, однако, фамилия. Как она пишется?

Розмари показала.

— Никогда раньше такой фамилии не встречал. Они что, французы?

— Фамилия, может быть, и французская, но сами они — нет. Он из Нью-Йорка, а она — не поверите! — из местечка под названием Косматая Голова, в Оклахоме.

— Боже мой! — воскликнул Хатч. — Это надо использовать в моих рассказах. Я даже знаю, где именно. Послушай, а как ты собираешься ехать до моей дачи? Тебе ведь нужна будет машина.

— Я возьму напрокат.

— Возьми мою.

— Нет, Хатч, я не могу.

— Ну пожалуйста. Я ведь дальше своей улицы все равно никуда не хожу. Пожалуйста. И тогда я не буду беспокоиться.

Розмари улыбнулась.

— Ну ладно. Сделаю одолжение и возьму вашу машину.

Хатч дал ей ключи от дачи и машины, карту маршрута и обычный список инструкций, как пользоваться водокачкой, холодильником и что делать в экстренных случаях. Потом он надел пальто и ботинки и проводил ее к машине, старому голубому «олдсмобилю».

— Все документы в бардачке, — напутствовал он. — Оставайся там сколько хочешь. Мне пока ни машина, ни дача не нужны.

— Я уверена, что больше недели не выдержу. Да и Ги мне дольше не разрешит.

Когда она села в машину, Хатч наклонился к окошку и сказал ей:

— Я мог бы дать тебе множество полезных советов, но решил сдержать свое слово и заниматься только своими делами.

Розмари поцеловала его.

— Спасибо и за это, и за все остальное.

Она уехала утром в субботу, 16 октября, и пробыла на даче пять дней. Первые два дня она даже не вспоминала о Ги — это была месть за то, что он так легко и радостно отпустил ее. А может быть, он по ее виду понял, что ей необходимо отдохнуть… Ну ладно, она отдохнет, причем очень долго, и за все время ни разу про него не вспомнит!..

Розмари совершала длинные прогулки по желто-оранжевым лесам, ложилась рано, вставала поздно, прочитала «Полет сокола» Дафне де Морьер и готовила себе шикарные обеды на переносной газовой плите. И ни одной минуты не думала о нем.

Но на третий день она загрустила. Ги, конечно, тщеславный, мелочный, эгоистичный и лживый. Он женился на ней, чтобы у него была поклонница, а не подруга жизни. («Ах, эта маленькая мисс из Омахи, какая же она приставучая! И ведь ходит все время за мной по пятам и носит мне газеты!..») Розмари решила дать ему срок в один год, чтобы он стал добропорядочным мужем. Если не станет, она уйдет, и никакие религиозные предрассудки тут не помогут. А пока она снова поступит на работу, сможет зарабатывать и вернет себе чувство независимости. Хотя еще совсем недавно она пыталась от всего этого отделаться. Но теперь она будет гордой, сильной и готовой уйти навсегда, если он не станет таким, как ей нужно.