Последняя ставка

Для Оззи это был глаз урагана, период затишья между первой схваткой и теми, что еще предстояли.

Оззи распечатал пачку «Честерфилда», купленную в стоявшем в углу сигаретном автомате, и вытряхнул сигарету. Он бросил курить еще в 1966 году, но так и не забыл окончательно, насколько глубоким оказывалось порой чувство удовлетворения от закуривания и первой затяжки.

Бармен бросил книжечку картонных спичек на стойку рядом с кружкой пива, которую заказал Оззи.

Оззи устало улыбнулся ему.

– Спасибо. – Он чиркнул спичкой, прикурил и выпустил струйку дыма.

Но прежде чем положить спички, он еще раз обдумал имевшиеся у него варианты.

«Объявление в персональной колонке «Сан» или «Ревью джорнал», – подумал он. – Нет, Скотт не станет читать газет».

«Возможно, – добавил он, – хватит и того письма, что я оставил у портье в «Сёркус-сёркус»: “Я оставил маленького Оливера у женщины по имени Хелен Салли в Сёрчлайте. Ее адрес есть в книге. Предсмертное желание Дианы было, чтобы ты позаботился о ее сыновьях. Ты можешь это сделать – и сделай. С любовью, Оззи”».

Но Скотт может и не вернуться в «Сёркус-сёркус».

Оззи потягивал холодное пиво и, хмурясь, вспоминал, как толстый мальчик просил, чтобы он оставил его у себя.

– Вы еще не очень старый, и годитесь в отцы, – говорил сквозь слезы Оливер, когда они позже ехали на «Мустанге» Дианы по 95-му шоссе на юг, в сторону Сёрчлайта. – Нам со Скэтом нужен отец. – Мальчик все еще дрожал и был подавлен. После того как прямо на его глазах взорвался дом и погибла мать, всю дерзость с него как рукой сняло.

– Я постараюсь найти вам отца, Оливер, – сказал ему Оззи тогда. – Извини, ты не против того, что я называю тебя Оливером?

– Это же ваше имя, – ответил мальчик, – и я ничего против не имею. Только не называйте меня… тем, другим именем, которое мне вроде как нравилось. Это было… я даже не знаю, что это было. Но я это сломал и выкинул.

Незнакомая Салли жила в большом доме в стиле ранчо за пределами городка Сёрчлайта. Она работала вместе с Дианой в пиццерии четыре года назад, симпатизировала ей, поддерживала с нею дружбу и имела шестерых собственных мальчиков; она с радостью согласилась заботиться хоть об одном, хоть об обоих осиротевших детях до тех пор, пока не обнаружится их дядя.

Я это сломал и выкинул.

Оззи глубоко затянулся сигаретой и не закашлялся. Его легкие помнили дым, они, по-видимому, гадали, что же с ним сталось. «А ведь мальчик говорил не в переносном смысле, – подумал он, отхлебнув еще глоток пива. – Я ведь сам видел, как перед развалинами дома личность Кусачего Пса покинула Оливера.

Нет, Скотт вполне может не получить послание, оставленное в отеле, а от объявления в газете точно не будет толку».

Он допил пиво и погасил сигарету в пепельнице.

– Нет ли у вас под рукой колоды карт? – спросил Оззи, поймав взгляд бармена.

– Найдется. – Бармен пошарил в хламе возле кассы и бросил на стойку пачку, украшенную фотографией обнаженной красотки. Открыв ее, Оззи обнаружил, что вместо рубашки у всех потрепанных карт напечатана эта же фотография.

– Крутая штучка, – сухо бросил он.

– Да уж. Знаете карточные фокусы?

– Нет. – Оззи против воли задумался, почему он за всю жизнь так и не выучился с картами ничему, кроме жизни с оглядкой. – Я всегда слишком боялся их. – Он посмотрел на бармена и впервые заметил, что, хотя тот уже достиг среднего возраста и из-под его фартука выпирал объемистый живот, он был моложе Скотта, не говоря уже о самом Оззи. Нет, терять время нельзя.

– Можно купить их у вас? – спросил он, постучав пальцем по непрезентабельной засаленной колоде.

Бармен явно удивился и даже не очень старался скрыть презрение.

– Оставь их себе, дедуля, – сказал он, отвернулся и уставился на экран телевизора, стоявшего на полке под потолком.

Оззи кисло ухмыльнулся. «Он думает, что я сейчас вернусь в номер какого-нибудь отеля и устрою… секс-оргию с этим жалким однообразным бумажным гаремом. Ну и ладно. Мнение одного бармена не имеет здесь ровно никакого значения».

Но он почувствовал, что краснеет, и смущенно прикоснулся к тщательно завязанному узлу галстука.

Север, прикинул он, находится слева. Он быстро перетасовал колоду семь раз и выложил четыре карты крестом. Червовый валет оказался на северном конце креста.

Значит, на север, думал он, пока осторожно слезал с высокого стула, опираясь на свою алюминиевую трость, и доставая из кармана деньги, чтобы расплатиться за пиво. Как всегда, он добавил точно отсчитанные пятнадцать процентов на чай.

Крейн ерзал в кресле и следил за тем, как сидевшие вокруг крытого зеленым сукном стола делали ставки.

Он находился в зале для карточной игры «Подковы» Бинайона, рядом с дверью, которую пробили в стене, когда «Подкова» присоединила к себе расположенное по соседству «Минт». С обшитых панелями стен игорного зала смотрели фотографии членов Зала славы покера – Дикий Билл Хикок, Джонни Мосс, Дойль Брансон, – и Крейн, потягивая очередной бурбон со льдом, думал, что могли бы сказать старые мастера о его игре.