Последняя ставка

Заставив себя не спешить, она подошла к машине Фьюно, на ходу снимая спрятанную на запястье вешалку и раскручивая крючок, сделанный двойной спиралью. Она распрямила проволоку, сделала на конце петлю и, подойдя к машине, просунула петлю внутрь между стеклом и рамой в водительской дверце.

Ее руки дрожали, но петля по другую сторону стекла двигалась ровно, и ей удалось с первого раза зацепить кнопку замка двери. Диана плавно потянула проволоку, и кнопка выскочила с чуть слышным щелчком.

Она тревожно осмотрелась по сторонам, но никто на нее не смотрел, а Фьюно еще не вышел из ресторана.

Открыв дверь, она сунула пустой «дипломат» под сиденье.

После этого она вновь заперла дверь, подошла к машине спереди и потянула замок капота. Когда открывала капот, он заскрипел, но Диана, сохраняя спокойствие, наклонилась и отвинтила крышку маслозаправочной горловины шестицилиндрового двигателя. Потом она запустила руку в сумку, вынула оттуда горсть мелочи и всыпала ее в отверстие для масла, услышав, как десятицентовики и четвертаки побрякивали по пружинам клапанов.

В следующий миг она поставила крышку на место, опустила капот и пошла прочь по стоянке. С каждым следующим шагом, отделявшим ее от машины обреченного человека, ей дышалось все легче и легче.

У нее остался еще один четвертак, чтобы опять позвонить и заказать такси.

Глава 34 Рей-Джо начинает действовать

Выяснилось, что жившие в пруду утки любят сыр даже больше, чем хлеб, и вскоре весь скудный ланч Нарди Дин оказался в пруду.

Она раскинулась в тени тополя и смотрела на возвышавшееся по другую сторону утиного пруда, за травянистыми холмами парка, офисное здание, где она работала днем. Ее перерыв на ланч подходил к концу, и вскоре ей нужно будет вернуться туда, так ничего и не съев.

Опять.

У нее ни крошки не было во рту после того салата, что она съела под вечер в среду, почти сорок восемь часов назад, как раз перед тем, как отправилась спасать Скотта Крейна от убийц Нила Обстадта.

И, конечно, она не спала – если не считать двух раз по несколько минут на последней неделе – с начала года.

Тет[25] она отпраздновала в Лас-Вегасе, среди грохота, гудков и неонового света казино на Фримонт-стрит и Стрип, а не среди цветочных рынков, фейерверков и киосков с чаем и цукатами в незабвенном Ханое, и ликующая публика разъезжала на автомобилях, а не велосипедах, но и там, и тут присутствовало общее ощущение праздника в тени катастрофы. Провалы, сделанные в ханойских тротуарах через каждые сорок футов, представляли собой маленькие круглые бомбоубежища, куда следовало прятаться, когда американские самолеты оказывались в тридцати километрах от города и звучала тревога номер два, а в Лас-Вегасе у нее имелись амфетамины, которые нужно было глотать всякий раз, когда она чувствовала, что заклинания бодрствования начинают слабеть.

Она постилась лишь по той причине, что вид любой пищи и в особенности мысли о том, чтобы положить ее в рот, разжевать, проглотить, переварить и усвоить, теперь вызывали у нее отвращение, но она чувствовала себя неуютно еще и потому, что вспомнила о мифологической параллели. В английском переводе французского эпоса тринадцатого века «Mort Artu», дева из Астолата, которой Теннисон в поэме дал имя леди Шалот, предложила себя Ланселоту и, после того как он отверг ее, покончила с собой, отказавшись есть и спать. Ее тело положили на барку и отправили вниз по Темзе.

Ночью в среду она предложила себя Скотту Крейну, и они оба в той или иной степени отказались друг от дружки. Не может ли ее непроизвольное голодание быть следствием случившегося?

Утки внезапно заплескались в воде, захлопали крыльями и поднялись в воздух. Нарди встревоженно смотрела на них, пытаясь определить, куда они направятся, но они попросту рассеялись в пустом синем небе, разлетелись в разные стороны, и через несколько секунд она осталась одна над взбаламученной водой.

Гибким движением она поднялась на ноги. «Он здесь, – думала она, ощущая, что ее сердце тяжело забилось, а во рту пересохло. – Рей-Джо Поге где-то поблизости. Он нашел меня здесь, в Хендерсоне».

Она стремительно окинула взглядом зеленые холмы, видимые оттуда, где она стояла, но нигде не было ни души.

«Надо бежать, – думала она, – но в какую сторону? И если он видит меня, то сможет догнать, тем более, сейчас, когда я ослабела от голода.

Надо бежать, надо бежать, надо бежать! Я теряю драгоценные секунды!»

Небо, казалось, тяжело опускалось к ней, и она боялась, что один лишь вид ее брата – высокого, стройного, бледного, одетого, как Элвис Пресли, еще один Король, которому не позволили умереть, – переходящего через вершину одного из этих холмов, – вовсе лишит ее способности двигаться.

Спиной она прижималась к грубой коре тополя, и внезапно повернулась и обняла дерево; она не понимала, что хочет забраться на него, до тех пор, пока не обнаружила, что взлетела уже на несколько ярдов по серому стволу, вероятно, приведя в негодность свой шерстяной жакет и юбку.