Последняя стража

Хаймек приоткрыл глаза. Нерешительно, то и дело мигая. Он все еще боялся Натана и Збышека, которые явились ему во сне. Была там еще шпана из РУ с собаками на поводке. Он пытался удрать от них, без особого успеха. Он бежал голышом по больничной палате, и больные, приподнимаясь на локтях, смеялись, показывая на его срам. Старик с соседней кровати тоже смеялся, высунув из-под одеяла обрубок ноги. Смеялся, смеялся, смеялся…

Серое окно навевало тоску. Хаймек посмотрел направо и столкнулся взглядом с глазами старика, внимательно глядевшего на него.

– А, проснулся… – вполне дружелюбно сказал старик.

– Я бы еще поспал, – признался мальчик.

Старик удивился:

– Ты что! Так и будешь теперь спать – день и ночь?

– Я…мог бы… – сказал мальчик. – Спал бы да спал.

– Так нельзя, – решительно заявил старик. – Так не годится. Смотри, проспишь собственную душу.

Кажется, подобная возможность Хаймека не слишком испугала. Он вытянул ноги, сладко зевнул и уже начал втягивать голову под грубое одеяло, как до него долетели сказанные обыденным голосом слова старика:

– Они мне их опять отчекрыжили. Еще выше. Так-то…

Смысл сказанного дошел до мальчика не сразу. А когда дошел, то он пожалел, что не успел заснуть раньше.

– Когда? – почти шепотом спросил он.

– Неделю назад, – сказал старик без всякого выражения. – Хочешь, покажу?

И не дожидаясь ответа, он откинул одеяло. Взгляду Хаймека предстали две культи, два обрубка того, что было когда-то ногами – костлявые, исполосованные почему-то синими и белыми тюрбанами бинтов, навороченных поверх смуглой кожи. От обрубков исходил острый и тошнотворный запах. Не зная, как утешить старика, Хаймек сказал:

– У нас в детском доме тоже живет один такой… инвалид. Без ног. Его зовут Янек. Он… знаешь… герой. Он убил из пулемета сто семнадцать фашистов… и получил за это Золотую звезду…

Брови старика заинтересованно поползли на лоб, в глазах проскочили какие-то искры, в то время, как морщины со щек переместились в уголки глаз и на виски.

– Н-да… – непонятно протянул он странным голосом. А Хаймек вспомнил, какие красивые ноги были у Янека. Он видел их – округлые голени, уходящие в протезы и тоненький шрам вокруг коленей. А уже выше коленей кожа натянутая и белая, гладкая, как на щеках у Янека после бритья…

Голос соседа вернул мальчика к реальности.

– Слушай… а эту Золотую звезду… ты что, видел своими глазами?

Хаймек колебался не больше секунды.

– Ну да, – с жаром сказал он. – Конечно. Тогда еще рядом с ним стояла Люба.

– Люба? – протянул старик. – Люба?

– Янек любит ее, – еще с большим пылом продолжал Хаймек. – Я сам слышал, как он говорил ей: «Стоило потерять ноги, чтобы найти тебя»…

– Молодец, – припечатал старик. – Просто молодец, этот твой Янек. Да и Золотая звезда – это не шутки.

Этой мысли мальчик как-то не понял. Он вспомнил, как увидел однажды Любу – склонившись над сидевшим Янеком, она целовала его культю в то время, как он гладил, осторожно и нежно, ее склоненную спину. У Янека были тонкие и длинные пальцы, какие бывают у пианистов, но сам Янек признавался, что играть он умеет только на гашетках своего пулемета. А теперь он открывает и закрывает задвижку на воротах детского сада. Рано утром и после захода солнца, повисая на костылях и скрипя протезами, тащил он свое сильное тело к месту постоянного дежурства, проверяя исправность огромного засова, после чего опускался в потрепанное кресло, из которого мог, не вставая, дотянуться до щеколды. Он вытягивал обрубки, ставил рядом с собой костыли и замирал под лучами восходящего или уходящего солнца.

Старик что-то обдумывал, разглядывая свои собственные культи.

– А Золотую звезду… он, что, все время носит на груди?

– Да нет же, – отвечал Хаймек. – Он вообще ее не надевает. Он носит ее… в протезе!

Старик выпучил глаза.

– В протезе? Золотую звезду?

Кажется, Хаймек понимал удивление старика. Ему и самому было это долгое время непонятно.

– Янек, разве награды носят не на груди? – спросил он, когда впервые увидел, как Янек засовывает, завернутые в тряпочку боевые награды в специально выдолбленное углубление в протезе. Янек посмотрел тогда на мальчика своими ясными глазами, улыбнулся, показав великолепные белые зубы, и сказал ему с грустной улыбкой:

– Ты еще маленький, Хаймек. Есть вещи, понять которых ты пока что еще совсем не можешь.

– Я пойму, – горячо заверил Янека мальчик. – Не веришь? Папа говорил, что я очень умный. Я пойму, Янек… правда.

Тогда лицо Янека стало серьезным, и глаза пытливо впились в лицо Хаймека. Может быть и сам он давно уже хотел поделиться с кем-нибудь своей тайной?

– Слушай внимательно, – сказал он. – Для груди… для груди у меня есть Люба. А для ног нет ничего, кроме орденов. Вот я и ношу их в протезе. Ближе к ногам, которых нет. Понял?

Ничего, конечно, Хаймек не понял, разве что кроме упоминания о Любе и о груди. Любину грудь он видел однажды. Люба прижималась своей маленькой грудью к широкой груди Янека.

Это, как понял мальчик, и был главный секрет в жизни безногого пулеметчика.