В «Родословной росписи князей Юсуповых от Абубекира», созданной в 1602 году, утверждалось, что начало рода была положено легендарным Абу Бакром (572–634), сподвижником и тестем самого пророка Мухаммеда. Именно этот Абу Бакр был после смерти пророка избран первым халифом ислама.
Этот факт до сих пор вызывает сомнения, но доподлинно известно, что важная часть генеалогического древа Юсуповых уходила на Восток, но не к татарам, как считал Распутин, а к действительному уроженцу Багдада всесильному Мухаммеду Абу Бакру ибн Райку, верховному главнокомандующему при халифе ар-Ради би-л-Лахе, период правления которого приходится на 934–940 годы.
С обсуждения этого вопроса и начинает свое исследование «О роде князей Юсуповых», вышедшее в 1866–1867 годах, князь Николай Борисович Юсупов. Обращаясь к происхождению семьи и выясняя личность основателя, автор замечал по поводу родства с пророком Мухаммедом: «Но это был не Абубекир – тесть Магомета, после него правивший мусульманами, а соименный ему через три века Абубекир Бен-Раиок, действительно также правивший всеми мусульманами и пользовавшийся титулом Эмира-эль-Омра (верховного главнокомандующего). Это был верховный сановник калифа Ради-Биллага, предоставившего ему всю власть свою в духовном и светском значении».
Другим именитым предком этого рода был хан Юсуф (1480–1555), при котором Ногайская орда, располагавшаяся в степях на южных рубежах России, достигла высшего расцвета. После вероломного убийства Юсуфа, совершенного его младшим братом Измаилом-мурзой, два сына покойного были отосланы в Москву, где правил тогда молодой Иван Грозный. С этих пор имя вельмож Юсуповых стало навечно связано уже с русской историей. Люди весьма состоятельные, они могли позволить себе иметь дворцы и поместья в Санкт-Петербурге и Москве и даже соревноваться в роскоши с монархами.
Когда был обнаружен труп Распутина, МВД пригласило для допроса одного из главных подозреваемых в убийстве – князя Феликса Юсупова. Он был человеком, знавшим почти все обстоятельства и последовательность событий той ночи. Позднее князь написал несколько воспоминаний об этом, охотно давал прессе интервью, но тем не менее всегда пытался скрыть важные обстоятельства.
То, что он сообщил дознавателям МВД, мало чем отличалось от текста его письма, направленного 17 декабря императрице в Царское Село.
«Протокол
1916 года, декабря «18» дня, в г. Петрограде, я, Отдельного корпуса жандармов генерал-майор Попов на основании 23 ст. Правил о местностях, состоящих объявленными на военном положении, допрашивал нижепоименованного, который объяснил: „Зовут меня – Феликс Феликсович Юсупов-граф-Сумароков-Эльстон.
От роду имею 29, вероисповедания православного.
Проживаю – в Дворце Великой княжны Ксении Александровны в г. Петроград.
На предложенные мне вопросы отвечаю: с Григорием Ефимовичем Распутиным я познакомился около пяти лет тому назад в доме Марии Евгеньевны Головиной. В последние годы встречался с ним два раза в доме Головиных. В настоящем 1916 году встретил его в ноябре месяце тоже в доме Головиных, причем он произвел на меня гораздо лучше впечатление, чем в предыдущие годы. Так как я чувствую боль в груди и медицинское лечение не приносит мне осязательной пользы, я говорил по данному поводу с Марией Головиной, и она мне посоветовала съездить на квартиру к Распутину и с ним поговорить, так как он многих излечил и сможет быть мне полезным. В конце ноября я отправился к Распутину вместе с Головиной, Распутин делал надо мной пассы, после которых мне показалось, что будто бы наступило некоторое облегчение в моей болезни. Во время моих последних посещений Распутина последний, между прочим, сказал мне: „мы тебя совсем поправим, только нужно еще съездить к цыганам, там ты увидишь хороших женщин и болезнь совсем пройдет“. Эти фразы Распутина произвели на меня неприятное впечатление. Около 10 декабря Распутин позвонил мне по телефону и предложил поехать к цыганам, но я отказался под предлогом того, что у меня на другой день должны быть экзамены. Во время свиданий Распутин заводил разговоры о моей супруге, где и как мы живем, и высказывал желание познакомиться с моей супругой, на что я сказал уклончиво, что, когда возвратится жена из Крыма, можно будет увидеться, но сам не хотел Распутина водить в свой дом.