— В любом случае надо убедиться, действительно ли берлинский купец Александр Неймайер это Азеф, — сказал Бурцев. — Я лично поеду в Берлин. Если это так, попытаюсь поговорить с ним, Азеф вёл провокаторскую деятельность семнадцать лет и одновременно под его руководством был осуществлен ряд успешных терактов. Важно понять его мотивы.
— Какие у него были мотивы, — отмахнулся Чернов. — Деньги. Брал у полиции, безотчетно пользовался кассой Боевой Организации. Вы же знаете, все попытки ЦК заставить Азефа объяснить финансовые траты уходили в песок. Как можно подозревать в нечистоплотности кристально чистого и беззаветно преданного делу человека, — Чернов невесело усмехнулся. — Вы помните это заявление Савинкова, которое он делал на каждом шагу?
— Помню, — сказал Владимир Львович. — Савинков, простите, дурак. А Азеф человек грубый и наглый, но не примитивный. Деньги играли для него важную роль, но, как мне кажется, не главную. Здесь присутствовал некий азарт от проводимой игры, что ли, я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл.
— Несколько литературный у вас взгляд, — сказал Чернов. — Поезжайте в Берлин, я не возражаю. Вам дать помощников?
— Не надо, — сказал Бурцев. — Маловероятно, чтобы Азеф начал играть со мной в казаки-разбойники.
х х х х х
Консьержка дома номер двадцать один на улице Люйтпольдштрассе в Берлине протянула Бурцеву запечатанный конверт: «Господин Неймайер перед отъездом просил передать это письмо тем людям, которые будут его спрашивать».
— Он давно уехал? — спросил Бурцев.
— Позавчера, — ответила консьержка. — Сказал, что вернётся не ранее чем через полгода. У фрау Неймайер отыскался дальний родственник в Чикаго, весьма преклонного возраста человек, они решили его навестить. Господин Неймайер прямо не сказал, но дал понять, что речь идёт о вопросах наследства.
«Не успел, — подумал Бурцев. — В Америке его не найдёшь».
— Вы возьмёте письмо? — спросила консьержка.
— Да-да, разумеется, — сказал Бурцев.
На улице он разорвал конверт и достал лист бумаги. Письмо было написано по-русски:
«Здравствуйте, Владимир Львович! Надеюсь, что именно Вы приехали в Берлин поговорить со скромным биржевым маклером Александром Неймаером. Должен заметить, что уровень подготовки членов Боевой Организации резко упал с момента моего отлучения, я обнаружил слежку минут через десять и с удовольствием поводил бравых молодых людей по живописным достопримечательностям города Нейнара. Впрочем, это лирическое отступление.
У меня есть деловое предложение. Я готов выступить на партийном суде с объяснением причин поведения небезызвестного Вам господина А. Можно считать, что это будет его оправдательное слово, которое в силу различных причин он не смог произнести четыре года назад. Если моё предложение заинтересовало, жду каждую пятницу на 18 странице газеты «Фигаро» информацию о дате и месте встречи с Вами, чтобы обсудить детали. Любой немецкий город на Ваш выбор. Факт такой публикации автоматически означает, что Вы даете мне гарантии безопасности во время встречи. Я знаю Вас как порядочного человека и не вижу причин не доверять Вам. Мое предложение имеет оферту до первого сентября нынешнего года.
Искренне Ваш, Александр Неймайер».
«Умён, — подумал Бурцев. — Что же он задумал? Или они, если это новая шарада господина Герасимова?»
В ближайшую пятницу он поместил короткое объявление на восемнадцатой странице «Фигаро»: «12 августа сего года, Франкфурт, кафе „Бристоль“, двенадцать часов дня». Этому действию предшествовало бурное заседание ЦК партии эсеров. «Я поеду на встречу сам и застрелю мерзавца, — бесновался Савинков. — Я имею на это полное моральное право, не было в партии человека, которому я доверял бы больше, чем Азефу».
— Это глупо, Борис, — остудил его Чернов. — Тебя немедленно упекут в германскую кутузку, что для руководителя Боевой Организации партии непозволительно. Мы ведь обсуждали этот вопрос, убийство Азефа таким образом нанесёт эсерам больше вреда, чем пользы.
— Не вполне понятно, что он хочет? — сказал Савинков. — Оправдаться перед бывшими товарищами? Предположим. Но зачем? Соскучился по террористической деятельности?
— Именно это вызывает наибольшую настороженность, — сказал Бурцев. — Возможно, он хочет получить некую индульгенцию и дальше жить спокойно.
— Мы ведь не на базаре, — сказал Савинков. — Какой может быть торг с предателем?
— Давайте не будем горячиться раньше времени, — примирительно сказал Чернов. — Пусть Владимир Львович его выслушает, и тогда уже примем решение.
Бурцев посмотрел на часы, без четверти полдень, он пришёл на встречу загодя. Савинков, разумеется, пытался навязать ему соглядатаев, «в целях безопасности, Владимир Львович, вы же понимаете, от него всего можно ожидать», но Бурцев категорически отказался: «Во-первых, я дал слово. Во-вторых, Азеф не полоумный, чтобы кидаться на меня с кинжалом в переполненном кафе».