Последняя жатва

Четыре километра они прошли скоро, потому что чувствовали теперь себя живей: хоть такая, но у них появилась цель, появилось что-то вроде дела.

В Марьевке Алексей не был бог знает как давно, лет двадцать, но магазин оказался на прежнем месте и, что совсем обрадовало приятелей, дверь его была открыта.

Молоденькая продавщица в белом халате, одна в помещении, навалившись грудью на разложенные по прилавку бумажки, подбивала какой-то баланс, сосредоточенно передвигая на счетах застревающие кругляши.

– Ну, как дебет-кредит, сходится? – приветствовал ее Алексей, вступая в магазин.

Продавщица переложила еще несколько кругляшей, посмотрела на счеты, потом в бумажки, – лицо ее не просветлело. Дебет-кредит, видать, не сходился.

– Чего вам? – неохотно оторвалась она от своей арифметики.

– Злодейку с зеленой наклейкой, – игриво сказал Алексей.

– Ту самую, которая! – поддержал Станислав.

– Водки нет.

– Как это – нет? Может, ты, дорогуша, ослышалась? Мы ведь не икру черную спрашиваем…

– Говорю, водки нет.

– Вот это номер! С чего бы это?

– Запрещено. До конца уборочной.

– До конца! Почему?

– У начальства опросите.

– Дорогуша! – жалобным, подкупающим тоном почти пропел Алексей. И он, и Стас только сейчас разглядели, что на полках действительно нет ничего крепкого – ни водки, ни коньяка, ни наливок, только девятиградусное «Каберне» да большие, с осеребренными горлышками, бутылки «Донского игристого». – Ну пожалуйста! Ну миленькая, хорошенькая, я тебя расцелую, женюсь на тебе, – бутылочку! Одну всего-навсего!

– Вы ж видите, что нет.

– А ты – оттуда, – показал он глазами на дверь в складское помещение.

– Нету и там ничего.

– Не может быть!

– Проверьте.

– А начальство откуда же снабжается?

– Оно нам про это не докладает.

– Ну-у… – Алексей развел руками, искренне не понимая, как же это может быть с водкой такое неестественное положение.

– Девушка, слово джентельмена, мы ж никому не скажем! – включился Станислав. – Мы люди чужие, проходящие, пить тут не будем, возьмем, за пазуху, и в тот же миг нас нет…

– Вот «Донское игристое» берите.

– «Игристое»! Что им делать? От него только в животе играет.

– Ну «Каберне».

– Сроду не пил. Ты пил, Алексей?

– Что я, чокнутый? От него, говорят, зубы выпадают.

– Кто ж это додумался распоряжение такое издать – на водку запрет?

– Председатель колхоза.

– А он у вас, случаем, не того? – повертел Стае у виска пальцем.

– Да нет, не замечается.

– Надо бы его на медкомиссии проверить…

Тоскующими взглядами Алексей и Станислав еще раз оглядели полки: консервные банки друг на друге, вермишель и лапша в пачках, моршанские сигареты «Дымок»…

– Ну что? – спросил Алексей, с ненавистью глядя на «Донское игристое».

– Пускай его председатель колхоза сам лакает.

– Я тоже так думаю.

Вышли из магазина, постояли. Домики деревни разбросаны, не поймешь даже, есть тут в Марьевке улицы или каждый дом сам по себе. Людей не видно. Но за домами и садочками, на окружающем деревню полевом пространстве – моторный гул. Значит, тоже идет работа, косовица.

Проплыл грузовик с ворохом зерна в кузове. На ток. Навстречу ему, громыхая на рытвинах, поспешно пронесся опорожненный – с тока.

Алексей припоминал забытую им местную географию – какие деревни в какую сторону поблизости от Марьевки. Ближе всего выходила Бобылевка. Вчера там магазин торговал, никаких разговоров, что водку изымут из продажи. Сейчас он уже открыт, действует.

– Пошли! – сказал Алексей, кончая свои раздумья. Ладно, пусть на них глядят в Бобылевке, спрашивают, – наплевать! С кем не случается! Да и не за свою вину они, в общем, страдают. Характер Василия Федоровича в Бобылевке известен – у него и виноватый виноват, и тот, что рядом подвернулся… Если он и у остальных поотбирал талоны – так им даже сочувствие найдется…

Они вновь зашагали по полевой дороге, еще бодрее, чем шли в Марьевку, и через час, никого не встретив на пути, уже входили в двери бобылевского магазина.

Там у них повторился с продавщицей тот же разговор, с той лишь разницей, что в Бобылевке не было даже «Донского игристого» и «Каберне», а только газированная вода «Дюшес». Бобылевская продавщица была более осведомленной, чем марьевская, она сказала, что они могут больше никуда не ходить и не ездить, нигде в сельмагах ничего крепкого не найдут, распоряжение одно, по всему району. Теперь вот ломай голову, сказала она, как план выполнять. Водку сняли, а план остался тот же. За него спросят. А главное, не будет плана – не будет и месячной премии.

– Это же надо! – вконец расстроился Алексей, выйдя со Стасом из магазина. – И ведь, скажи, какую тайну соблюли, гады, – ни звука. Знать бы, я б вчера запас сделал. А теперь вот что?