— Нет, — ответил Абрахам. Его борода колыхнулась. — Он был одним из нас. Жрецом и архонтом. Его имя предано забвению из-за обвинения в измене. «Амвелех наказывает сам себя, отступая от пути справедливости», так он сказал на Агоре во время суда. И был прав. Серух всегда вызывал во мне уважение и восторг своей решительностью и прямолинейностью. Но он слишком ретиво обличал пороки сильных и власть имущих, призывал их к раскаянию. Он был жрецом, но с точки зрения многих — очень многих — он превысил данные ему полномочия. Сначала его обвинили в ереси, затем в призывах к анархии и беспорядкам и, наконец, в измене Амвелеху. Мой протест не был услышан в шуме голосов Сорокá. Когда его заключили под стражу, я уговаривал его бежать, но он только посмеялся надо мной. Сказал, что верен Амвелеху и подчинится даже самому неверному его решению. Говорил, что бегство только подтвердит обвинение в измене. Но позже согласился принять мою помощь и бежал раньше, чем огласили окончательный приговор, — Абрахам посмотрел на Аарона. — Позже я узнал, что он бежал не один.
Илот без труда выдержал взгляд архонта. Он отставил стакан, который держал в руке, и ответил:
— Да, с ним были дети, архонт. Трехлетний мальчик и годовалая девочка. Девочка погибла. Философ, так его прозвали у нас, никогда не говорил об этом. Только однажды, перед смертью, обмолвился о том, что этим детям грозила опасность, потому он и пошел против законов Амвелеха. Он считал это тяжким грехом. — Аарон помолчал, затем улыбнулся. — Философ был оригиналом, но весьма последовательным. Он никогда не изменял себе. Несмотря ни на что, он любил Амвелех и считал его реализованной утопией — лучшим из возможных порядков.
Архонт кивнул, соглашаясь.
— Он никогда не поминал Амвелех со злобой или ненавистью, — продолжал Аарон. — Никогда не говорил о причинах своего бегства, кроме того единичного случая. Многие из его учеников верят, что за стенами закрытого Города, скрываются полубоги. Философ был хорошим проповедником. Он искренне верил в то, что говорил. Он утверждал, например, что только добро способно победить зло, но не потому что добрые люди сильнее, а потому, что только добрый поступок может поставить точку в череде зол. Многим это казалось глупостью, но были и те, кто устал от насилия и жестокости, и слушал его с наслаждением. После катастрофы выжившие напоминали диких зверей, а он появился без оружия, с полуживым ребенком на руках — все сначала посмеивались, подвергали нападкам и унижениям, сохранили жизнь только потому, что он мог помочь овладеть некоторыми технологиями, украденными со станций, но потом стали прислушиваться. «Если в этом мире необходимо сделать выбор между тем, чтобы творить несправедливость и зло, или страдать от них, я предпочту последнее», — это казалось безумием, но привлекло очень многих.
— Это слова из священных тестов, — перебил Абрахам и повторил на древнем языке: — εἰ δ᾽ ἀναγκαῖον εἴη ἀδικεῖν ἢ ἀδικεῖσθαι, ἑλοίμην ἂν μᾶλλον ἀδικεῖσθαι ἢ ἀδικεῖν. Стих 469. Третья строка*.
— Наверняка, так и есть, — пожал плечами Аарон. — Ты говорил, архонт, что Серух был жрецом. Как бы там ни было, вождям других племен не нравилось, что он дает преимущества Ликократу в освоении техникой. А тому, в свою очередь, не нравилось, что вокруг Философа собирается всё больше людей. В конце концов, было решено его казнить. Самое удивительное, что он пошел на это добровольно. Философ верил, что его жертва остановит вражду и насилие, послужит примером для многих.
— У него получилось? — спросил Айзек.
Аарон пожал плечами.
— Вражда между племенами прекратилась, но только потому, что Ликократ приобрел необычайные могущество и власть. Он силой и страхом подчинил себе другие племена и объединил всех под своим началом. Но те, кто любили Философа и помнили, чему он учил, ушли в горы и основали общину. Они отказались от мести и насилия и почитают его, как полубога. Среди них вам ничего не угрожает.
— Ты один из них? — спросил Айзек и подозрительно добавил: — Ты говорил, что применял оружие против людей, это не очень похоже на отказ от насилия.
— Нет, Айзек. Я не один из них, но живу я с ними. Так вышло.
— Может, тогда ты был тем мальчиком, которого пытался спасти Серух? — высказал догадку Айзек. — Хотя ты не похож на ребенка из Амвелеха.
— Не похож, в этом ты прав, — подтвердил Аарон, и юноша вдруг смутился.
Айзек бросил взгляд на отца, но Абрахам молчал, о чем-то размышляя.
— Я не помню ничего почти до пятилетнего возраста, — сказал Аарон. — Поэтому, отвечая на твой вопрос, Айзек, я не знаю, кто я. Ребенок, спасенный Серухом. Его сын. Это всё, что мне известно. Ты скажи мне, почему я был в закрытом городе и почему мне грозила опасность.
Абрахам поднялся со своего места.
— Что ж… Эта встреча в пустыне была предначертана нам судьбой, сын Серуха, — он перевел взгляд на Айзека. — Дулосы готовы. Пора отправляться в путь.
Айзеку показалось, что он уловил в глазах отца сомнение.
Комментарий к Глава девятая. Город колодцев
*Платон, Горгий.
========== Глава десятая. Плач Рахили ==========