Последние дни. Том 1

Снова из динамика раздалось прерывистое жужжание, по-видимому, соответствовавшее гудкам вызова, а потом послышался щелчок. Беременная Диана скомкала в кулаках тугую ткань своих джинсов.

– Алло, – прозвучал из динамика-точилки уверенный баритон, – вы позвонили Скотту Крейну. Сейчас я не могу ответить вам. Но если вы назовете свое имя, номер телефона и время звонка, я перезвоню при первой же возможности.

– Женщина, которая тебя убила, – громко сказала Диана, – уверяет, что может вернуть тебя к жизни. Помоги нам в этом, Скотт! И позвони нам, как только сможешь.

При первых же звуках мужского голоса Пламтри ткнула локтем Кокрена в колено; взглянув на нее, он увидел, что она, сидя в той же позе (привалившись спиной к трубам под раковиной), вся обмякла, руки разжались и лежали ладонями вверх на линолеуме, а голова склонилась вперед, и белокурые волосы закрыли лицо. Он не дал себе труда пытаться привести ее в чувство.

– Скотт, сейчас около полуночи одиннадцатого января девяносто пятого года, – отчетливо проговорил Мавранос, – тебе звонят Арки и Диана и несколько союзников; мы обязательно постараемся звонить тебе еще, но и ты попробуй перехватить нас через телефоны-автоматы, около которых мы окажемся, ладно? Сомневаюсь, что мы сможем долго оставаться около этого аппарата.

Теперь, снова усевшись, Кокрен обнаружил, что ему очень трудно держать глаза открытыми. Голоса всех этих практически незнакомых людей, и неудобная поза, и нервное изнеможение – все это возродило в его памяти бессонное двадцатичетырехчасовое путешествие из Франции четыре дня назад. Он почти явственно слышал назойливую медную джазовую музыку, то и дело доносившуюся из наушников, которые кто-то впереди, через несколько рядов, оставил включенными, и жжение в глазах, когда пытался продолжать чтение «Повести о двух городах»; по полям страницы от усталости растекались прозрачные зеленые полосы, и он щурился от света лампочки в прачечной и вспоминал, как горизонтальная белая светящаяся полоса рассвета над Северной Атлантикой вонзилась в крошечные окошки «Боинга-747» и многократно отразилась на белом пластмассовом потолке от зеркал пудрениц дам, дружно принявшихся поправлять размазавшуюся во сне косметику.

Когда самолет приземлился в лос-анджелесском аэропорту LAX, он выгрузился и сразу вышел из аэровокзала, забыв про багаж.

Сейчас он, собрав все силы, кое-как поднялся на ноги и промямлил:

– Где тут у вас туалет?

Мавранос, все так же стоявший с револьвером в руке, поджал губы и неодобрительно взглянул на него:

– Потерпи, сынок. Пузырь выдержит.

– Ты не быстрорастворимый алка-зельтцер, – рассеянно добавил Пит, склонившийся над телефоном, – не растаешь.

– Я не… – Кокрен покачнулся и глотнул дымного воздуха. – Боюсь, я сейчас обделаюсь.

– Вот же черт! – буркнул Мавранос и на всякий случай взглянул на отключившуюся Пламтри. – По коридору направо. Если увижу, что ты свернул налево, к кухне, пристрелю, лады?

– Лады.

Кокрен тщательно переступил через телефонные провода, подошел к двери и посмотрел на отметку в форме листа плюща на правой руке, чтобы по ошибке не повернуть не туда.

Не отрывая руки от оклеенной обоями стены, он дошел до угла коридора. Как и тогда в аэропорту, он заставлял себя не думать о последствиях принятого решения, а сосредоточиться только на самых непосредственных действиях: тихонько пройти по боковому коридорчику, снять цепочку с парадной двери и, не оглядываясь, рвать когти по темным улицам, прочь от мертвеца, лежащего в кухне, и всех, кто тут собрался.

Но, шагнув на цыпочках за поворот, он замер.

Вместо запомнившейся ему узкой прихожей с вытертой до основы ковровой дорожкой и облупившимся потолком, через которую они с Пламтри вошли в дом…

…он оказался в просторном полутемном холле у подножья винтовой лестницы, уходившей самое меньшее на два этажа вверх; дождь барабанил по стеклянной крыше далеко вверху, и капли, пролетавшие по всей лестничной клетке, звучно шлепались на паркетный пол у его ног. У него от изумления помутилось в глазах; он наклонил голову, чтобы рассмотреть пол, и увидел пятно, оставшееся, как он тут же твердо решил, от лужи крови.

Ему ничего не оставалось, кроме как оглянуться назад.

На стене, обшитой деревянными панелями, висело зеркало в золоченой раме, и в этом зеркале, позади его собственного отражения с выпученными глазами, стоял тот самый человек, с которым он познакомился на парижских улицах пять дней тому назад, представившийся Мондаром.

Кокрен резко обернулся к нему, но за спиной никого не оказалось – он по-прежнему был один в пустом барочном зале; и Кокрен снова посмотрел в зеркало.