– Ну, если мы не сможем попасть вовнутрь, то, значит, не судьба. Но можно хотя бы попытаться. – Ливай пнул что-то – может быть, камень. – Я обещаю надеть строительную каску, светоотражающий жилет и спасательный пояс… все, что скажешь.
Ливай взобрался на свой велосипед:
– Ладно. Но если там внизу кто-то есть, нам придется уехать, понятно? Если бы мой отец узнал, что я это делаю, он бы меня убил.
Я кивнула:
– Это точно.
Задача оказалась куда более трудной, чем мы ожидали. Ливай посадил меня на свой велосипед. Как он и говорил, улица, на которой стоял кинотеатр, была затоплена. Мы не могли к нему даже приблизиться. Я думала, что Ливай просто развернется и поедет назад, но вместо этого он положил стоячую опору для велосипеда рядом с каким-то ангаром и, отперев висячий замок, вывел оттуда байдарку и вытащил два спасательных жилета.
– Откуда ты знал, что там все это есть? – спросила я.
– Это спасательные средства. Для строителей. – Парень протянул мне спасательный жилет. – Давай, – сказал он. – Ты обещала.
Пробраться внутрь кинотеатра через парадный вход было невозможно. Вода доходила до половины его стеклянных дверей. Но Ливай, гребя одним веслом, обогнул здание, и мы подплыли к задней его части, где была кирпичная стена. Подняв весло, он подцепил спускную часть пожарной лестницы и опустил ее. И мы оба полезли вверх. Дверь на первой лестничной площадке была заперта, и мы взобрались на следующую. Теперь мы находились на уровне примерно третьего этажа, но, поскольку внизу была вода, я сказала себе, что это не так уж опасно.
И все же мое сердце колотилось как бешеное.
Ливаю удалось открыть дверь. После того как он включил свой карманный фонарик и посветил лучом вперед, он позволил войти и мне.
Длинный коридор, оклеенный старыми афишами, вел к крошечной двери. Она открылась, и мы оказались в будке киномеханика. Здесь стояли два складных стула и большая металлическая плита, на которой раньше стоял кинопроектор. Но теперь его здесь уже не было.
В будке киномеханика было застекленное окно, открывающееся на кинозал. Я сложила руки трубочкой, прижала их к стеклу и попыталась заглянуть внутрь. Ливай подошел и направил вниз луч своего фонарика, как луч кинопроектора. В луче света плясала пыль. Видны были только половина белого экрана и половина сидений в самых задних рядах. Все остальное уже скрылось под водой.
– Молодец! – сказала я. – Пожалуй, это самая классная картина, которую я когда-либо видела.
Минуту Ливай молчал.
– Мы с мамой посмотрели здесь все до единого фильмы о Гарри Поттере.
У меня заболело сердце.
– Как она умерла?
– Так ты не знаешь? Я думал, что это знают все. – Я покачала головой. – Разбилась на машине. Поэтому на Главной улице и установили светофор с мигающим красным сигналом.
О, господи! Я вспомнила свой разговор с Ливаем, когда я сказала, что все проезжают на этот красный свет. Мне захотелось свернуться в клубок и умереть.
– Все в порядке. По правде говоря, мне хорошо, когда я говорю о ней. Мой отец никогда о ней не говорит, так что у меня мало возможностей это делать.
Луч фонарика упал на лицо Ливая, и он вытер глаза рукавом:
– Вот уж не думал, что заплачу. – Вряд ли парень хотел, чтобы я это видела, но он не стеснялся. Ливая надо было принимать таким, каким он был.
Я этого не ожидала. Я просто хотела, чтобы Ливай позабавился, получил удовольствие. А теперь он стоит и плачет, вспоминая свою погибшую маму. Я подошла к нему и обняла его. Я обняла его, как Морган обняла Элизу, когда та увидела, что осталось от ее дома. Как друг, который хочет быть рядом, когда его другу плохо. Я не позволила себе думать о людях, которых я в последнее время в этом смысле подвела. Я просто сосредоточилась на том, чтобы поддержать в эту минуту Ливая, и постаралась думать, что этого достаточно.
Мне казалось, что каждый день мама приносит домой с работы какой-нибудь странный предмет, артефакт из чьей-то жизни. Что-то такое, что у них просто рука не поднималась выбросить, но что не имело смысла забирать с собой. На них всех лежал отсвет чего-то старинного, винтажного, потому что почти все ее пациенты были старыми людьми. Набор хрустальных подсвечников, который хорошо бы смотрелся за ужином на столе чьей-нибудь бабули. Старый проигрыватель, к которому прилагался футляр для переноски. Взятая в рамку коллекция двадцатипятицентовых монет, выпущенных каждым штатом в период с 1999 по 2008 год.
Я помню, как держала в руках шерстяной плед в пластиковом мешке. Он был совершенно новый. Не могу поверить, что кто-то просто взял и выбросил его. Я подумала, что он будет хорошо смотреться в моей комнате. Он был светло-голубой, с разбросанными по всему фону птицами.
– Эту штуку можно увидеть в продаже в каждом универмаге «Мэйси» по всей стране. Но шерстяной плед, связанный вручную их собственной бабушкой? – удивилась я. – Вот что нельзя заменить ничем и никогда.
– Пожалуй. – Мама согласилась со мной.