– Будь она трижды обязательна, это вовсе не значит, что вы можете силой удерживать меня здесь. Так гласит закон.
Шериф Хемрик примирительно поднял руку, чтобы утихомирить своего подчиненного, и, обращаясь к моему отцу, просительным тоном произнес:
– Осталось ждать только два-три часа. Утром вам всем разрешат вернуться домой.
Отец скрестил руки на груди:
– Я не верю, что вы сейчас говорите честно ни со мной, ни со всеми теми, кто находится сейчас в этом спортзале. – Я не понимала, при чем тут доверие к словам шерифа и какое отношение все это имеет к тому, что сейчас происходит с погодой. Было непохоже, что разлив реки – это какое-то хитрое надувательство. Паводок смыл дом моей подруги. Это было взаправду, это был непреложный факт. – Знаете, что я вам скажу? Я поставлю свои пожитки обратно, если вы честно ответите на мой вопрос. Завтрашний приезд сюда к нам губернатора как-то связан с теми топографами, которые в начале этой весны ходили вдоль реки, делая какие-то замеры?
Я смутно помнила, что отец тогда был из-за работы этих топографов сильно на взводе. Он даже поднял этот вопрос на собрании городских избирателей. Обыкновенно на эти собрания его возила мама, но на сей раз вести машину разрешили мне, потому что я только что получила ученические права. Во время заседания я сидела в заднем ряду и делала уроки. Отец тогда сказал, что хочет знать, откуда эти землемеры и что у них на уме, но никто так и не смог дать ему вразумительного ответа. Правда, если честно, я его почти не слушала, потому что все это казалось мне тогда таким скучным.
Я могла бы поклясться, что шериф Хемрик поражен до глубины души. Несколько секунд он стоял и, моргая, смотрел на моего отца. На щеках его выступили красные пятна.
– Джим, брось это дело. Веди себя разумно.
– Так я и думал, – сказал отец, потом повернулся к маме и тихо спросил: – Джилл, ты согласна? – Когда мама не ответила, он протянул к ней руку. – Ты же знаешь, я никогда бы не подверг тебя или Кили опасности. – Глаза его были широко раскрыты, и в них блестела решимость.
– Я знаю это, Джим.
Я тоже это знала, но все же…
Миссис Дорси нервно рассмеялась:
– Джилл, пожалуйста, образумь его!
Мама пожала плечами.
– Не выключай свой телефон, Энни, – попросила она, а потом обратилась ко мне: – Возьми свои вещи, Ки.
В это мгновение в спортзал вошла Морган с порозовевшим, только что умытым лицом:
– Что тут происходит?
– Хм… думаю, мы уходим.
Это прозвучало как шутка, но явно не было таковой, потому что отец уже шел к выходу из спортзала, высоко держа голову и громко стуча по паркетному полу кончиком своей палки.
Морган была ошеломлена. Она посмотрела на свою мать, но миссис Дорси уже села обратно на свою раскладушку, и ее металлические пружины заскрипели.
Идя вслед за мамой, я прошла мимо Джесси, который стоял и смотрел на меня, удивленно открыв рот. Я помахала ему на прощание рукой.
Ливай Хемрик отошел от остальных полицейских и торопливо зашагал к дверям спортзала. У меня внутри все сжалось – вдруг он попытается остановить нас, несмотря на то что другие полицейские не делали таких попыток? Он приблизился к дверям раньше нас, но не стал нам мешать, а просто стоял и смотрел, как отец тянет одну из дверей на себя. Я даже ждала, когда Ливай опять произнесет мое имя, как сделал это тогда, во время Весеннего бала, в коридоре, но он просто стоял и глазел на свои ботинки, пока наша семья выходила обратно под дождь.
Я сняла с плеч рюкзак и поставила его себе на голову, потому что вода сразу начала подниматься все выше и выше по моим ногам. С каждым шагом ноги все больше скользили по грязи, и я уже не видела, куда ступаю. Сейчас слой воды был намного глубже, чем когда мы прибыли в спортзал. И дождь продолжал лить с прежней силой. Несколько раз я чуть не отдала концы, перелезая через обочину или одну из этих бетонных плит, которыми огораживают места на парковках. Но я все равно старалась идти быстро, потому что… мы теперь были беглецами.
Отец остановился, подойдя к месту, где к школьной стойке для велосипедов были привязаны лодки. Многие наши соседи приплыли сюда на своих собственных весельных шлюпках, надувных резиновых лодках или охотничьих байдарках. Но отец предпочел отвязать длинное полицейское каноэ и потащил его прочь от других.
– Мы угоняем полицейскую лодку? – спросила я.
Он повернул лодку на бок, чтобы из нее вылилась скопившаяся в ней дождевая вода.
– Мы берем ее взаймы, – ответил он. – Просто взаймы.
Мама забралась в каноэ и осторожно села на дощатую скамейку на самом носу, надеясь, что это придаст суденышку большую устойчивость.
– Ну вот. А теперь подай мне свой ранец, – сказала она мне.
Я так и сделала, потом залезла в лодку сама и заняла ту скамейку, что была посередине. Мои легинсы были все в грязи, кроссовки тоже.