Последние парень и девушка на Земле

«Надеюсь, ты добралась до дома НАРЕЧИЕ ОБРАЗА ДЕЙСТВИЯ. Я совершенно ГЛАГОЛ ПЕРВОГО ЛИЦА ЕДИНСТВЕННОГО ЧИСЛА ПРОШЕДШЕГО ВРЕМЕНИ СОВЕРШЕННОГО ВИДА, когда твой отец ПРОСТО взял и вывел вас из этой ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ ЖЕНСКОГО РОДА В РОДИТЕЛЬНОМ ПАДЕЖЕ + НАЗВАНИЕ ЧАСТИ ТЕЛА! Это было конкретно НАРЕЧИЕ ОБРАЗА ДЕЙСТВИЯ! Джулия просто ГЛАГОЛ ТРЕТЬЕГО ЛИЦА ЕДИНСТВЕННОГО ЧИСЛА ПРОШЕДШЕГО ВРЕМЕНИ от твоей игры в слова. А я тем временем сумел просто ИНФИНИТИВ ГЛАГОЛА СОВЕРШЕННОГО ВИДА на крайне незначительный отрезок времени.

Ну, все, сейчас я собираюсь пойти и ИНФИНИТИВ ГЛАГОЛА какое-нибудь БЛЮДО ДЛЯ ЗАВТРАКА. Спасибо еще раз».

Я снова легла в постель и откинулась на подушку. Хотя, строго говоря, сообщение Джесса и не требовало ответа, я все равно решила ответить, чтобы просто не прерывать диалог. Сначала я подумала было спросить, известно ли ему, как там сейчас его дом, но этот вопрос показался мне слишком уж серьезным. Поэтому вместо этого я решила скинуть ему несколько смешных ответов, которые подойдут для его импровизированного продолжения моей игры в слова.

Правда все-таки странная штука, ведь она заключается в том, что, даже когда твой город почти смыло наводнением, это вовсе не значит, что твоей любви к парню приходит конец.

Пока я лежала и думала, название какого БЛЮДА ДЛЯ ЗАВТРАКА звучит смешнее: пирожные с ГОЛУБЫМ ягодным кремом или ЯЙЦА по-бенедиктински, потому что просто КОЛБАСА стопудово показалось бы Джесси слишком скабрезным, экран моего телефона перешел в режим блокировки и на нем высветилось время – 13:13.

Вот жесть! Я проспала целую вечность! Наверняка дольше, чем спала бы на паршивой раскладушке в центре долбаного спортивного зала.

Я перечитала черновик сообщения, которое собиралась скинуть Джесси, предложила ему в качестве БЛЮДА НА ЗАВТРАК пирожное с ГОЛУБЫМ кремом и нажала кнопку «Отправить». Потом закрыла глаза и представила себе, как мое сообщение взмывает в солнечное небо и мессенджер доставляет его на телефон Джесси, и он открывает его, читает и смеется. Эта мысль напрочь прогнала всю печаль и страх, скопившиеся в моем сердце после минувшей ночи, и на нем стало так же безоблачно, как на ясном голубом небе, которое сияло за моим окном.

Я направилась было в ванную, но успела сделать только несколько шагов по скрипучим половицам, когда снизу, из гостиной, до меня донеслись голоса моих родителей. Наверное, они говорят о минувшей ночи, предположила я, хотя если точнее, я могла слышать только голос отца. В нем не было гнева, но он явно звучал слишком громко и возбужденно.

Я на цыпочках спустилась на несколько ступеней и наклонилась вперед, напрягая слух, чтобы разобрать, о чем именно отец сейчас толкует. Телефон в моей руке загудел. Я надеялась, что это Морган, но это был Джесси:

«Спасибо, ответ не подошел, но спасибо, что все-таки подыграла. А теперь правильные ответы: взял и вывел вас из этой ВОНЮЧЕЙ ЗАДНИЦЫ и СЪЕСТЬ ПИРОЖНОЕ ИЗ СЛОЕНОГО ТЕСТА. Кстати, где ты сейчас?»

Я напечатала: «Только что встала с постели. А где ты?»

Я нажала на «Отправить» в ту самую секунду, когда слова, произнесенные моим отцом, вдруг заглушил другой громкий мужской голос. Честное слово, мое сердце перестало биться.

Копы.

Здесь были копы.

Я стремглав сбежала вниз по лестнице на первый этаж, повернула в сторону нашей гостиной, но так и не смогла в нее войти. Потому что она уже была набита народом под завязку. Но это были не копы. В нашу гостиную набилось целых пятнадцать или двадцать семей, пять человек теснились на диване, люди сидели на каждом из кухонных стульев, расположенных по краям комнаты, стояли, прислонившись к стенам. В женщине, сидящей на радиаторе нашей батареи, я узнала одну тех, которые курили в школьном туалете минувшей ночью. Глаза у нее были красные и опухшие от слез.

Лица всех людей были обращены к моему отцу, который, находясь в центре всеобщего внимания, восседал на кресле, которое поставил перед камином. Мамы нигде не было видно.

– Послушай, Рассел, – сказал отец, обращаясь к более старому, чем он сам, мужчине в грязном рабочем комбинезоне, который сидел на нашем журнальном столике, сгорбившись, печально качал головой. Я узнала его – он был заправщиком на бензоколонке. – Я благодарен тебе за то, что ты пришел ко мне, но…

– Ты единственный человек в этом городе, который понял, к чему идет дело, Джим. И тебе хватило мужества сказать об этом во всеуслышание. Поэтому мы надеемся, что ты также сможешь придумать, как мы сможем это остановить.

Оглядываясь теперь назад, я понимаю, как много эти простые слова, должно быть, значили для моего отца. Из городского сумасшедшего, из надоедливого возмутителя спокойствия на этих дурацких заседаниях совета избирателей он вдруг превратился в человека, которого все уважали. И даже более того, в человека, который был всем нужен.

Отец смущенно опустил голову: