Последние походы Святослава

А ведь в это время в Константинополе находился любимец армии и парода Никифор, и казалось, что у него есть все шансы беспрепятственно захватить власть. Но не тут-то было! Иосиф Вринга, тот самый, что определял политику империи при Романс II, а также организовал экспедицию на Крит, люто ненавидел Фоку и прикладывал все усилия, чтобы сгубить доместика схол Востока. Впрочем, Никифор платил евнуху той же монетой и начал действовать не наобум, как можно было ожидать от солдафона, а заручившись поддержкой патриарха. Что в итоге и решило дело в пользу полководца. Он был провозглашён стратегом — автократором Азии, став недосягаемым для интриг Вринги. Но борьба за трон ещё только началась.

* * *

Весной 963 года стратег-автократор отправился в Малую Азию, к расквартированным гам войскам, и с тал готовить их для нового похода против арабов, решив сокрушить это племя раз и навсегда.

В Константинополе оживился Вринга и начал действовать. Евнух отстранил от занимаемых должностей всех родственников и друзей Никифора, а многих просто изгнал из столицы. Мало того, он написал письмо Иоанну Цимисхию, талантливому и честолюбивому военачальнику, двоюродному брату Фоки, где предлагал ему императорский престол, требуя взамен голову Никифора. Но Цимисхий уважал стратега-автократора как полководца и своего непосредственного начальника, а потому он явился в шатёр кузена и показал письмо евнуха. Родственники столковались быстро, Иоанн предложил Фоке самому взять власть в столице с помощью верных войск, а последний дал на это принципиальное согласие. Решили дождаться, пока соберётся вся армия, а за это время Цимисхий брался привлечь на свою сторону командный состав и подготовить почву для выступления.

Провозглашение нового базилевса произошло в начале июня в Каппадокии, где род Фок обладал огромными земельными владениями. На рассвете командиры обступили шатёр полководца и «провозгласили его самодержцем и всемогущим василевсом ромеев, пожелав ему править долгие годы». Лев Диакон не без ехидства отметил одну из причин того, почему войска столь единодушно поддержали своего военачальника: «Казалось ужасной обидой, что безродный скопец с малолетними детьми помыкает, как ему заблагорассудится, воинственными мужами».

Понятно, что сначала, согласно классике жанра, Никифор, отказываясь от престола, ссылался на разные причины и даже предложил в базилевсы Цимисхия. Но потом ему это надоело и с чисто солдатской прямотой, «мало заботясь о страшных клятвах, которыми он связал себя перед патриархом Полиевктом и синклитом, принял власть и надел красную обувь — высший знак царственного достоинства».

Въезд Никифора Фоки а Константинополь в 963 г. (из хроники Иоанна Скилицы)

И напрасно метался, словно загнанный зверь, Вринга, пытаясь организовать сопротивление, — слух о том, что восточная армия идёт на город, породил среди населения панику. Евнух попытался опереться на войска балканских фем и стал стягивать их в Константинополь, но тут уже возмутился народ, на улицах и площадях столицы разыгралось настоящее сражение. В решающий момент на сторону Фоки перешёл побочный сын императора Романа I Лакапина Василий (правда, тоже евнух, потому и без претензий на диадему базилевсов), который люто ненавидел Врингу. Вооружив 3000 своих людей, он напал на дома Вринги и его приверженцев, а логом атаковал гавань и захватил огненосные дромоны. Флот был отправлен в распоряжение новоиспечённого базилевса, и Никифор, погрузив на него войска, высадился на окраине столицы.

Это был полный крах всей политики Вринги, и, стараясь уже спасти только свою жизнь, евнух бросил всё и вся, укрывшись в храме. А в это время через Золотые ворога, под восторженный рёв многотысячной толпы, в столицу на белом коне въезжал новый базилевс. Было 16 августа 963 года. В этот же день патриарх Полиевкт увенчал Никифора золотой диадемой и тот стал законным правителем огромной империи, раскинувшейся на двух континентах. На троне Византии оказался император-воин, блестящий стратег и тактик, а вот соседям теперь предстояло крепко подумать, как вести себя в отношении Империи дальше и не пришла ли пора пересмотреть своё отношение к этой державе. Но сразу дошло не до всех, а когда дошло, то было уже поздно.

* * *