Длинный Кулак молчал. Он, не глядя, отбросил мужчину – тот упал и стал извиваться в пыли. Растянув губы, скаля острые зубы, шаман сверлил Тристе взглядом. Потом запрокинул голову, потянул воздух носом и выдохнул сквозь поджатые губы.
– Сьена, – сказал он.
Имя началось змеиным шипением и закончилось гласной, прозрачной, как воздух. Покачав головой, он повторил:
– Сьена! Как ты затерялась в подобном создании?
Тристе взглянула на него со страхом, но не отступила.
«Она никогда не отступала, – вспомнил Каден. – Ни в Ашк-лане, в Костистых горах, ни в Ассаре, ни в Мертвом Сердце».
– Я тебя узнаю, – тихо сказала девушка.
– Ты не можешь меня узнать, – возразил шаман. – Твой ум меня не вместит.
– А ее? – с вызовом бросила Тристе, коснувшись пальцем своего виска. – Ты ведь за ней сюда пришел? Вы оба…
Она захватила взглядом и Кадена.
– Вы оба пришли ее из меня вырезать. Что же, надо понимать, мой ум достаточно велик для твоей драной супруги.
– Супруги… – Кажется, это слово позабавило шамана. – Она мне не супруга. А ты видела лишь малый осколок того, что она есть.
Тристе открыла рот, но из горла не вырвалось ни слова. Все произошло так быстро, что Каден улавливал лишь фрагменты: тихий трепет воздуха, коснувшийся уха ветер, словно мимо порхнула мелкая птаха; тонкая тень, пересекшая солнечный луч и отразившая его; размытое движение оборачивающегося шамана, его вздрогнувшее, падающее тело и яркое пятно крови в пыли.
Все это не складывалось в единое целое… Каден видел рукоять ножа, видел, как шатается вождь ургулов, но мозг запнулся, не постигая смысла движений. Он так долго думал о спасении Тристе, о запертой в ней богине…
А надо было смотреть не туда.
Длинный Кулак еще стоял на ногах, а Каден уже развернулся, высматривая нападавших в полной уверенности, что люди ил Торньи опередили их расчеты. Или сумели первыми добраться до деревни и устроить засаду. Он еще не смирился с грубой действительностью атаки, когда высокие, в рост человека, тростники на краю площадки раздвинулись, и из них вышел человек с копьем.
«Нет, – поправил себя Каден, – не с копьем, а с накцалем».
Рампури Тан остановился в десятке шагов, жестким непроницаемым взглядом, памятным Кадену по годам в Ашк-лане, изучая ургульского вождя. Длинный Кулак упал на колено, простонал, попытался встать и снова свалился. Нож был невелик, зато по рукоять вошел ему в бок – более чем достаточно, чтобы разрезать легкое и даже достать до сердца. Каден встал между Длинным Кулаком и Таном.
– Ты всех нас погубил, – выдохнул он.
Старый монах медленно покачал головой:
– Я уже говорил. Существо у тебя за спиной – не то, чем притворяется.
– Он бог, – сказал Каден, – а ты его убил.
Длинный Кулак еще не умер – Каден слышал его влажное трудное дыхание, – но умирал, и умирал быстро. Завороженные внезапностью кровопролития местные смотрели с ужасом и отвращением. Одну женщину стошнило. Тот, которого Длинный Кулак только что держал над собой, все корчился в пыли и слабо постанывал.
– Он кшештрим. – Тан вышел на середину площади. – Такой же, как ил Торнья.
– Нет, – возразил Каден. – Я объяснял тебе в Сердце…
– Ты нарисовал мне картину своих ошибок. – Монах подошел, покачивая головой, и занес над Длинным Кулаком накцаль. – Это существо отправило нас в кента, как на бойню. Нас ждали десятки людей ил Торньи с луками и клинками.
– Ил Торнья послал людей ко всем кента, – ответил Каден. – Он не в союзе с Длинным Кулаком, он охотится на него.
– Где же были его люди, – спросил Тан и прокрутил копье по короткой дуге, как бы испытывая равновесие, – когда вы прошли врата в Мертвых солончаках?
Каден колебался, не зная ответа. В кровь холодом вливалась память Ашк-лана, долгих лет сидения на уступах и бега по отвесным тропам ради избавления от последних крох своего «я». Тан сотню раз на сто ладов преподавал ему один урок: «Разум – огонь. Задуй его, чтобы он тебя не слепил».
– Ран ил Торнья и Длинный Кулак, – непререкаемо вещал Тан, – уничтожили ишшин. Добили последний орден, помнивший давнюю войну, – и при этом делают вид, что воюют друг с другом.
Он складывал доводы, как камни в стену. Вот факт. И вот факт. И вот факт. Ничего, кроме них, в мире нет. Каден всем телом бился в эту стену, поддевал отдельные блоки ломом собственной логики. Они не поддавались. Ил Торнья освободил Тристе. Тристе и Длинный Кулак проходили кента. Длинный Кулак, сколько бы ни клялся в ненависти, ни разу прямо не атаковал кенаранга.
– Нет! – Глаза Тристе полыхнули лиловым. – Ты ошибся.
Тан обратил взгляд к ней:
– А теперь и это создание бросается на их защиту. Правда яснее неба. Открой глаза, и увидишь.
«Открой глаза. Очисти их от слепоты своего „я“». Каден полжизни овладевал премудростью хин, и куда же привела его эта премудрость? Выстроенную Таном стену не сокрушить, но стена – еще не весь мир.
– Наверняка, – сказал он тихо, – есть и другие способы узнать правду.
– Болтовня мистиков и глупцов, – покачал головой Тан.
Он придвинул наконечник своего необыкновенного копья к груди Кадена. Тот кожей почувствовал холодок стали.
– Отойди, – тихо приказал Рампури Тан.