Последние узы смерти

Его так и подмывало сказать, что близятся солдаты – обученные воины, которые, чтобы выкурить добычу, до основания сожгут деревню, и их не удержишь парой топоров и мясницким ножом. Но такое предупреждение почти наверняка вызвало бы панику еще до нападения, а он в суматохе боялся потерять Тристе – если та была здесь.

– Мы ее друзья, – сказал он, миролюбиво поднимая раскрытые ладони.

Молчание длилось недолго. Вперед выступил мужчина в высокой чалме. Лет тридцати пяти или сорока, он был худощав, под подолом его балахона виднелись босые ноги. Каден даже в слабом утреннем свете распознал жилистую силу его рук и плеч, заметил паутину шрамов на кистях.

– Здесь никого нет, – на ломаном аннурском ответил мужчина, и голос звучал на удивление мягко, как шепот ветра в камыше.

Каден не позволил себе поморщиться.

– Прошу вас, – сказал он. – Ей грозит опасность.

Мужчина встретил его взгляд:

– У нас говорят: берегись песка с юга, дождей с запада, вестей с севера и чужаков с востока. – Он, поджав губы, взглянул на небо. – Вестей нет. Песка нет, и нет дождя…

Он не договорил, зато многозначительно посмотрел на Кадена и Длинного Кулака.

Каден оглянулся через плечо. Приземистые деревья заслоняли взбитую солдатами ил Торньи пыль, но те приближались, приближались…

– Мы знаем, что она здесь, – настаивал он, обращаясь ко всем разом. – Или недавно была.

Не дав ему договорить, вперед шагнул Длинный Кулак. Шаман молча подступил на расстояние вытянутой руки к мужчине. Тот нерешительно попятился, но Длинный Кулак шагнул вслед. Кадену вспомнился танец, виденный много лет назад в Рассветном дворце, только в этих движениях не было игривой радости. Ургул был на добрую голову выше местного, ему пришлось склониться, чтобы взглянуть тому в лицо.

– Что… – пролепетал маленький селянин, вскинув руку.

Длинный Кулак поднял вверх палец и этим пальцем захлопнул тому рот. Сначала Кадену показалось, что ноготь, вонзившийся в мягкую кожу под подбородком, остался там, чтобы не дать человеку разжать челюсти. А потом он увидел кровь, увидел, как мужчина дернулся всем телом, как он поднялся на цыпочки, а Длинный Кулак вгонял палец все глубже и глубже, сквозь кожу и мышцы под ней. Еще удар сердца, и окровавленный кончик показался в открывшемся рту за нижними зубами, под языком, разогнулся и согнулся – крючком в рыбьей челюсти. Деревенский судорожно дергался, но не пытался ни вырываться, ни отбиваться, а так и висел на пальце-крюке, видно обомлев от неожиданного нападения.

Каден шагнул к ним, хотел что-то возразить, но его остановил женский визг. Кричала женщина с ножом. Остальные замерли в остолбенении, а эта метнулась вперед, спотыкаясь на пыльной земле, выставив перед собой клинок, морща личико в страхе и ярости. Длинный Кулак покосился на нее, улыбнулся, выпятил губы, как для поцелуя. И свистнул – высокий звук пробился сквозь ее вопль. Женщина рухнула, выронив зазвеневший нож. Шаман полюбовался, как она корчится в пыли, забыв обо всем, кроме собственной муки. Она царапала уши ногтями, зажимала виски ладонями, будто силилась избавиться от пронзившего голову свиста. Потом свернулась крошечным клубком, а между пальцами у нее просочилась кровь.

Длинный Кулак, не обращая внимания на болтавшегося у него на пальце мужчину, обратился к его перепуганным соседям:

– Где девушка?

Дюжина деревенских пустились наутек, кроликами шмыгнули в высокие кусты. Остальные пялили бессмысленные от ужаса глаза. Кто-то всхлипнул.

– Нет, – сказал Каден, поднимая руку, как будто мог что-то сделать. – Не надо этого. Отпусти его, дай…

– Ты забыл, что стоит на кону, – обернулся к нему Длинный Кулак. – Игра идет не за эту горстку потрепанных душ.

Его голубые глаза потемнели, наполнившись мраком. Кадену вдруг пришел на ум Валин. Он отогнал неуместное воспоминание, вернулся к действительности.

– Они нам не враги.

– Я не говорю, что они враги. – Длинный Кулак словно вспомнил о подвешенном на его на пальце мужчине, который судорожно подергивался. – Ургул счел бы это за великую честь.

– Они не ургулы, – сказал Каден.

– Верно. И потому здесь это всего лишь целесообразно. – Шаман оглядел толпу. – Приведите девушку. Сейчас же.

Словно в ответ на его слова, распахнулась дверь одной из хижин. Тристе выступила из темноты под деревянной притолокой на дневной свет. Ее фиалковые глаза сверкали, отражая огонь солнца, и руки она держала перед собой ладонями вверх, словно собралась сжать шамана пальцами и раздавить в кулаках.

– Хватит, – сказала она.

Каден не сразу понял, говорит она сама или богиня в ней. Потом он увидел написанный на ее лице страх и трясущиеся колени. Значит, не богиня. Просто девушка. Она резанула Кадена взглядом – в нем гнев за предательство смешался с безнадежностью, а потом Тристе, растолкав деревенских, обрушилась на Длинного Кулака.

– Вот я, – сказала она. – Я здесь. Эти люди ни в чем не виноваты, они просто помогли мне, укрыли меня, когда никто не давал мне укрытия. Оставь их в покое.