Последние ворота Тьмы (СИ)

Поезд не имел колес: он парил на подушке силового поля, и, входя в него, Олько нагнулся, погладив этот синеватый туман. Теплая, упругая масса, совершенно неосязаемая, как воздух, прогибалась, но под этой упругостью таилась несокрушимая, гранитная твердость. У юноши закружилась голова. Одно дело читать о феномене силового поля, совсем другое, - касаться его.

Кроме них здесь сидело всего восемь человек, молчаливых и сосредоточенных. Никто не сказал им ни слова, даже толком не взглянул на них, и Олько вздохнул с облегчением, плюхнувшись на удобнейший диван. Нэйит села рядом с ним. Они не говорили, посматривая в проем открытой двери, в коридор. Оттуда доносились голоса и лязг металла. Олько чувствовал странное, неопределенное волнение, - он знал, что сейчас покинет родной мир, однако не верил в это.

Без малейшего предупреждения массивные стальные панели с шипением сошлись, и уже через несколько секунд юноша ощутил, что они движутся, - скользят по наклонной плоскости вниз. У него закружилась голова, но ничего больше он не чувствовал.

Путешествие оказалось весьма долгим. Слабый равномерный гул и странные мягкие покачивания, характерные для поездов на силовой подушке, навевали сон.

Место, в котором они сейчас сидели, не принадлежало, собственно, ни одному из миров, - их отражение, их тень, но не одного из них, а всех вместе, - кольцевой туннель Хансена, вообще-то вполне обычный, только снабженный силовыми кольцами и экранированный гигантскими блоками идемита. Взаимодействуя с вариатором вероятности, они создавали в нем состояние неопределенности; в результате кружащийся здесь состав мог оказаться в другом таком туннеле, на планете отдаленной звезды. Но, раз процесс носил вероятностный характер, как распад радиоактивных ядер, его ход не удавалось предсказать: только период полуперехода, дающий пятьдесят процентов шансов попасть в иной мир. Для Макалана он составлял всего пару часов, - но иногда проходили и сутки. Попасть в более отдаленные миры было ещё сложнее: здесь требовались годы и даже десятки лет ожидания, так что куда быстрее было путешествовать, последовательно переходя из одного мира в другой. Вообще-то это система была, пожалуй, слишком сложной, - но она, как знал теперь Олько, имела одно несомненное достоинство: те призрачные сущности, которые выходили из зеркала и вселялись в людей, даже в их телах не могли пережить подобного перехода.

Пассажиры оживленно беседовали и смеялись вокруг, - стюард уже разнес напитки и закуски, - но юноша не шевелился. Он сидел, подперев кулаками подбородок и глубоко задумавшись. Воспоминания вернулись против воли - как он с Нэйит, таща на плече сумки с их вещами, миновал охраняемые автоматчиками ворота в высоченной решетчатой ограде. Они ждали у них минут пятнадцать, дрожа от страха, что их раскусят, ведь выданные им разрешения нуждались в подтверждении многих людей. Потом они шли по ухоженной дороге, петлявшей между соснами, смеясь от громадного, просто неземного облегчения... и, как оказалось, едва не опоздали, - пассажиров уже пригласили на посадку, и они, подхватив вещи, бросились вслед за ними, спеша, пока ворота не закрыли...

Случившееся там, в башне, не шло у него из головы. Он никому не рассказывал об этом - кроме, разумеется, Нэйит, - и то лишь потому, что нуждался в её помощи.

Дело было даже не в том, что творилось там, у зеркала, - это он хоть как-то, но мог объяснить. Но он не мог понять случившегося с ним потом, - он бросился в воду с высоты в полсотни метров, помнил жгучий, оглушающий удар... и далее в его памяти зиял провал: он даже не помнил, как вернулся домой.

Следующее его воспоминание, - он лежит в своей постели, за темным окном идет дождь, и часы на стене показывают четвертый час ночи. Он был нагой, грязный, весь исцарапанный, его босые ноги оказались ободраны до крови. Вся его одежда бесследно исчезла, и утром он так и не смог найти её. Каждый его мускул ныл от тупой боли, - а подошвы и плечо болели гораздо сильнее.

Тогда он слишком устал, чтобы чему-то удивляться, - он уснул, а наутро почувствовал себя совершенно разбитым и слабым, и весь следующий день почти не поднимался с постели. Так его придуманная болезнь стала вдруг реальной...

Случившееся не оставило никаких следов на его теле, - царапины, синяки и ссадины в счет, разумеется, не шли. Что же касается души...

Олько знал, что всё, привидевшееся ему в башне, просто не могло происходить в реальности, - по крайней мере, не здесь и не с ним; но на сон это тоже было совершенно не похоже.

Он признавал, что его видения не образуют четкой системы, обрывочные, как и сны; но все ощущения в них, были ничуть не слабее, чем в реальности. Впрочем, если судить по их силе, то Олько не сказал бы, что вокруг, - настоящая реальность. Тут было очень много странного. Например, как он оказался дома?