Последние ворота Тьмы (СИ)

Вечером того же дня он, сытый и счастливый, валялся нагишом на крыше дома дяди Нэйит, плоском куске сланцевого плитняка, восемь на пятнадцать шагов, ничем не огороженном. Лестница сюда вела лишь с балкона отведенной им комнаты. Она занимала верхний из двух этажей дощатой башни, которая поднималась над покатой сланцевой крышей собственно дома, - тоже двухэтажной каркасной громадины, опоясанной галереей и обшитой, как и башня, темно-зелеными гладкими досками. Вечер тут был на удивление жаркий, так что он затащил толстый матрац на эту крышу и устроился вместе с ним на углу - так, чтобы без труда видеть всё вокруг. Он лежал на животе, положив голову на скрещенные руки, так что двигались лишь его глаза. Внизу лежал просторный пустой двор, затопленный темнотой сумерек и расчерченный квадратами льющегося из окон золотистого света. Двор окаймляла высокая стена, сложенная из серого камня, за ней темнели невысокие деревья с плотной листвой. Над головой было лишь безграничное небо, усыпанное невероятно яркими синими, охристо-красными и золотыми звездами, - они протягивались нитями, сгущались облаками на фоне причудливо вырезанных, голубовато-серебристых и розовато-палевых туманностей, - и даже ещё не погасшая заря, тлевшая на западе, не могла умерить их блеска.

Откинувшись на спину, так, чтобы небо заняло весь обзор его глаз, Олько испытывал ни с чем ни сравнимое счастье. - раскинув руки, чувствуя теплый влажный ветер, мягко обтекавший его нагое тело и такое же мягкое давление матраца на лопатки, он представлял, что летит в эту звездную бездну, всё быстрее. - и его сердце сладко замирало. А повернув голову, он видел далекие - очень далекие - увалы на юге и на севере. Несмотря на расстояние, они казались очень четкими, лишь чуть выше линии горизонта, - на уровне его глаз. Эта крыша была самым высоким местом на несколько десятков, наверное, миль вокруг, - и, валяясь на ней, Олько испытывал ни с чем ни сравнимое, хотя и безосновательное, чувство собственной исключительности. Под ним раздавались мирные домашние шумы, а откуда-то из-за его пяток доносился невнятный гул города.

Перебравшись на другой угол крыши, он увидел роскошную россыпь огней, сбегавших по склону исполинского холма к окруженной бледным ореолом ксеноновых солнц гавани, полной крохотных отсюда кораблей, застывшую на востоке огромную волну поднимавшейся ночи, - и паривший в ней, низко над горизонтом, огромный, оранжево-красный диск полной восходящей луны. К нему тянулась зыбкая, смутная дорожка. Потом он вернулся туда, где склон холма круто падал вниз, и только где-то бесконечно далеко, между отрогами холмов, блестело смутное море, - уже другой океан, попасть в который из этого можно было лишь проплыв десятки тысяч миль - и то, что он был сейчас, наверное, единственным человеком, видевшим их одновременно, тоже стало неотъемлемой частью его радости.

Дядя Нэйит - в прошлом капитан крейсера, а ныне владелец крупной судоходной компании, - произвел на него очень глубокое впечатление. Он на него, возможно, тоже, - во всяком случае, ожидаемые слова о беспутных племянницах, подбирающих всякую гадость, произнесены так и не были. Более того, капитан (так его все тут называли) спокойно выслушал сбивчивую историю явно спятившего молодого человека, - после чего Найко без особого удивления узнал, что с одержимыми сталкивался не только он один, и что ему, возможно, повезло больше, чем всем остальным. Затем ему было предложено завтра же явиться к начальнику службы безопасности, который подберет ему подходящего наставника, - а тот, в свою очередь, поможет молодому человеку приобрести подходящую к его способностям работу. Олько не слишком это нравилось, - в конце концов, он не хотел расставаться с родителями, - но у него хватило ума не спорить. Это всё равно бесполезно, - да и просто глупо. Так или иначе, он должен начать жизнь заново, - потому, что изменился сам.

Противоборство у зеркала заняло больше десяти часов, - всё это время его душа плыла в смутных объятиях кошмаров, слишком реальных для сна. Олько не мог их описать, - но не потому, что плохо их помнил. Напротив, все эти вещи отлично сохранились в его памяти, - но ему не хватало нужных слов, и хотя бы их он должен был узнать. Во время этих видений он испытал вещи, казалось бы, невозможные. Олько был готов поклясться чем угодно, что его мозг не мог породить их, - он просто на такое не способен. Более того, он был уверен, что мир, который он видел, точнее, несколько миров, и в самом деле существуют, - где-то ещё, далеко, но тут он понимал немногое. Однако, теперь он понимал, что обладает силой, которая позволила ему пройти через это. Капитан предложил ему записать всё увиденное, систематизировать, и потом втроем спокойно обдумать. Но никому не показывать, - потому, что есть вещи, о которых лучше молчать.

9.