Если бы не этот чокнутый Семёныч с его древними, никому не ведомыми, приёмами, чуха так и не добралась бы до Межгранья. То, что кладовщик вообще взялся кого-то наставлять, а тем более этого мимоходом проезжего молодца, поразило всю рудничную заставу. Но как бы то ни было, Семёныч до таковой невидали снизошёл и несколько боевых секретов раскрыл. То ли потому, что угадал в витязе девчонку, нуждающуюся в большей, чем имеет, защите, то ли в неверном свете факелов своего хранилища распознал на юном лице непритворное равнодушие к богатству… Чуха и гадать не стала. Она и так поняла, что ей здорово повезло. Ещё ей сразу же стало ясно, почему его до сих пор не прикончили в этом диком краю и почему именно его, высохшего от времени, приставили цепным псом к драгоценным сундукам. Старикан оказался мастером неуловимого боя. И без тех увёрток и уловок, что довелось чухе узнать на руднике, каждая из стычек, которых в Заграничье ей так и не удалось избежать, могла б оказаться для неё последней.
Может, её и не угораздило бы в них ввязаться, бреди она незаметно с какой-нибудь тяжёлой, но никчёмной поклажей. Таких невзрачных людишек, мужчин и женщин, и не только омов, но даже бледных малоимущих ухов, немало сновало по здешним дорогам между мелкими владетельными дворами – не то, что на безлюдных порубежных или приграничных просторах. То подневольные поселенцы спешили исполнить труды свои тяжкие. Их гоняли-травили разве что забавы ради – не для наживы. Тогда да, тогда, конечно, падай – не падай в канавы вдоль дороги, залегай – не залегай под придорожными кустами, кое-как прикрывшись тою поклажею, а от свирепой разнузданности перепивших головорезов не укроешься – будут травить, пока не натешатся. Для того и забава – всласть погонять обезумевшее от страха и боли древенское быдло. Но если кто и гонял, так не от большого ума, а по пьяной дури или от мелочной зловредности – в пику соседу. И то редко. Ибо, согласно Чиновному Своду, за каждого задранного поселенца, как бы тощ и гол он ни был, придётся выложить оскорблённому владетелю солидную пеню.
Но важно вышагивающий по мостовым или мощно парящий над садами толстый угольно-блестящий шумилка свободного витязя, не иначе как по похмельному скудоумию своему отбившегося от дружины, а также богатое шитьё и доброе оружие так и лезли в завидущие глаза, так и заставляли чесаться загребущие руки… Вот от таких завистников и пришлось отбиваться всю дорогу. Да не только отбиваться от грабителей, а и петлять окольными тропками, избегая также драк междоусобных. Потому что каждая из по-соседски бившихся дружин справедливо относила случайного свидетеля к противной стороне и норовила поступить с ним согласно своему представлению о вражеских соглядатаях. Хорошо ещё, что кровожадной Яромира не была, и гвардейский обычай добивать поверженных противников ей претил. Она вовсе не считала трусостью своё желание оставить поле боя за слегка поколоченными, но всё ещё полными сил, ребятами… Не преследуют – и ладно. Значит верно поняли, что не на того напали. И всё же двое непонятливых, убитых ею, остались на этом беспокойном пути за её спиной. Это было крайне неприятно и потом долго тревожило по ночам.
На подступах к Межгранью грабительские наезды прекратились. Здесь уже не мелкие владетельные дворики окружали столицу – богатые дворцы высшей знати. Здесь несла караул гвардия державного дома. Здесь чухе не просто отметили подорожную, а проводили до предписанного в ней постоялого двора. Проследили, чтоб были отведены достойные покои, номер тех покоев занесли в подорожную – вместе с росписью хозяйки двора, перечнем дозволенных к посещению достопримечательностей и вежливым приглашением на ежевечернюю поверку к дозорному сотнику. Впрочем, перечень оказался внушительным, дозорный сотник – улыбчивым, а время пребывания в столице – не ограниченным. Можно было даже посмотреть еженедельный гвардейский парад на дворцовой площади детинца – на следующей неделе, если за это время пребывания в столице молодой витязь ничем не оскорбит достоинства венценосного дома. Приглашение прилагалось. Видимо, имена Лара и владетельной чины, равно как и принадлежность гостя к славной гвардейской школе Цанга, имели в столице немалый вес. Однако чуха сильно сомневалась, что такое пристальное внимание было вызвано только почтением к хозяйке Привратной Гряды. Скорее уж, оно было вызвано настороженностью по отношению к доверенному лицу приграничного воеводы. Иных гостей, как в этот же первый вечер показалось чухе, опекали не так настырно. А может, и вовсе не опекали. Во всяком случае, пока она осматривалась с дороги и ужинала, никто из на ночь глядя вышедших со двора не отметился у улыбчивого сотника. Впрочем, чуха и не горела желанием взглянуть на ночную столицу. Сейчас хотелось только хорошенько вымыться с дороги и как следует выспаться.