– Лучше раз увидеть, чем тыщу раз невнимательно слушать, когда я рассказываю. Ты туда придёшь полноправным витязем, и это обяжет не только хранителей, но и, главное, самое тебя.
Лар, как всегда, оказался прав.
– Пошли, – безо всякого удивления сказал Устинус, не переставая писать и время от времени поглядывать на чудные часы, надетые прямо на руку, наподобие боевого браслета. Такую редкую и дорогую диковину Яромира видела только у первого витязя Терема. Неужто Устинус был такой же важной птицей, как Серш? Не верилось. Идя следом за провожатым, чуха не удержалась и с любопытством заглянула ему через плечо в письмена.
"…Я отправился проводить витязя Яра в Хранилище – показать ему некоторые свитки с информацией о Вратах, дабы…"
– А какова причина того, что ты интересуешься Вратами? – неожиданно спросил он, как и Яромира, не отрывая взгляда от ровной и убористой строчки.
– Просто любопытство, – ответила она. – Я ведь сам из Приграничья, мне всегда было интересно узнать, что же такое – Врата?
"…Дабы удовлетворить его естественное любопытство, коее проистекает оттого, что витязь Яр детство и юность свои провел в Приграничье, где Врата, как всем хорошо известно, расположены в огромном количестве, а потому вызвали интерес его, как всякого человека, взыскующего…"
– Чего ищешь ты в столице: места в Гвардии, богатой жены или?..
– Да нет, смотрю вот, учусь…
"… мудрости, а также познания воинского искусства на пути к средоточию Мира – Межгранью…"
– А зачем ты все это пишешь? – заинтересовалась Яромира.
– В газету. Зачем же ещё? "Вестник Межгранья", отдел новостей, стажёр. Нечасто в нашей библиотеке увидишь витязя…, – серьезно пояснил Устинус, важно взглянув на часы, и продолжил писать на ходу, по-прежнему пренебрегая красной строкой.
"… Причём любознательный Яр, видя мой искренний интерес к его особе, задал мне вопрос о причине ведения моих подробных записей, и я довольно охотно ответил ему, что…" Яромира перестала вчитываться в эту нескончаемую фразу и принялась оглядываться вокруг. Устинус, по-видимому, не только хорошо ориентировался в здешних коридорах, но и был беспрепятственно вхож в Хранилище. Оно оказалось огромным, сводчатым залом, уставленным несколькими рядами высоких стеллажей. В каждом междурядье торчало по нескольку передвижных лесенок и по паре столиков с задвинутыми под них трёхногими табуретами. Стажёр уверенно подвёл чуху к ряду под табличкой "Приграничье. Официоз. Копии". Быстро нашёл нужный стеллаж и полку, придвинул лесенку, ловко пристроился на средней ступеньке и принялся копаться в плотной груде свитков, недовольно бурча:
– Поназапихали, понимаешь, поназапрятали… Тебе за которое лето отчёты? Тут только последние три года… Пойдёт? Старшие письмена, наверное, лежат в архивах. Я туда, понимаешь, ещё не вхож… А самые старые летописи – и подлинники, и копии – сдают в Соборные подвалы. Туда ниже магистра вообще не суйся… Ага, а вот классификация! В общем, четыре манускрипта… Садись, читай. Я здесь до обеденного сигнала – успеешь?
Дымный смрад и полный боли смертный вой, стелящиеся над библиотечным двориком, живо напомнили чухе её первый настоящий бой на Заслонке. Она невольно повернулась к ещё не закрывшему за ней высокую дверь привратнику. Он услужливо качнулся навстречу, с готовностью ответить высунулся на крыльцо – у него было достаточно времени, чтобы прочесть все коры, вышитые на её плаще, и рассмотреть все руны, овивающие меч:
– Если уважаемый витязь интересуется ещё и ведовством и желает взглянуть на священный обряд искупительного жертвоприношения Яровиду, то на площади Дюжины – это рядом, за Музеем завратных культур – сегодня воскуряют мятежного ома. Но, боюсь, самое интересное ты уже пропустил…
В самом деле, вой смолк, но смрад стал гуще. Чуха стиснула челюсти, превозмогая приступ тошноты, затаила дыхание и пошла с крыльца. Нормально дышать она смогла, только отойдя от библиотечного сада на приличное расстояние. Да, видимо в столице берегинь ублажали на совесть. В капище Сварога человечину сжигали всего четыре раза в год. Чаще настоящих изловленных старателей воскуряли только у Столпа-на-Чуре. А во всём Приграничье обычно жгли хрунью требуху, набитую в мешок из кроллиных шкурок. Человечьей кровью тот мешок лишь слегка кропили, надрезая ладонь одному из древенских работяг. В домах – при нужде – разрешалось воскурять травы. Ещё добытчики подносили лесовикам первую кровь добычи и делились зеленым вином, а древенские волхвы мазали кровью, маслом и мёдом пяточки у сторожевых идолов. Этого духам, как уверял отправлявший древние обряды Терема вечно пьяный ведун Заруг, вполне хватало. Покойников жгли в печах на погостах вдали от селений. Запах ритуальных дымов Приграничья терпеть было можно. Тут же с души воротило. Но взглянуть на Музей стоило. Когда развеется воскурение. И чуха, не сворачивая, двинулась прямо к торжку.