Последние врата

Имя будущей чины открыто называли в любой корчме и на всех торжищах. Находились и такие ведуны, кто точно называл день и час похорон. Никтус возле умирающей чины не появлялся с тех пор, как объявил Собору имя её преемницы. Всё это время он встречался с главами владетельных домов и храмов, с воеводами и цеховыми старшинами, с торговыми воротилами и хранителями знаний. В самом деле, вся похоронная церемония была им уже тщательно продумана и расписана, все необходимые приготовления проведены. Все скорбные извещения вместе с торжественными приглашениями на державное венчание преемницы разосланы. И теперь вот уж несколько месяцев как негласный правитель Мира принимал просителей, спешивших заявить о преданности избраннице Собора и снискать её милостивого расположения, заключив с ним обоюдовыгодный союз.

Заезжую мелочь, вроде Жука и Яромиры, слонявшуюся по столице без особой надобности, ещё накануне попросили закрыть подорожные и очистить постои для приглашённых гостей, более важных державному дому, нежели ищущие тёплого столичного местечка вчерашние ученики. Знать стекалась в столицу и без приглашений. Не было лишь порубежных и приграничных владык, да их и не ждали раньше церемоний погребения и принятия присяги.

Яромира, истратив почти весь отведённый для сборов день на библиотеку, отбывала от "вкусной Маруси" одной из последних. Улыбчивый сотник, выйдя к припозднившимся с отъездом постояльцам, подмахнул подорожные, не глядя. Дойдя до Яромиры, взял её бумаги и жестом поманил в свои покои. Положил подорожную на стол, но подписывать не спешил. Достал из массивного ларца сложенный вчетверо листок, развернул:

– У тебя, милочка, есть должок Собору, – полюбовался на изумление на юном лице, – Но тебе может быть дарован случай не только задержаться в столице, но и получить хорошее место в Гвардии. Ну, как, есть такой интерес?

Яромира пожала плечами. Сцепленными пальцами Кит придавил листок на столе, сказал весьма наставительно:

– За устроенную в питомнике Лады пьяную свалку вы с дружком внесли пеню. Предусмотрительно. Он отбыл в Порубежье на поруках и за компанию с другим твоим дружком – Даниилом. Этому-то уже посчастливилось – хлопотами своей владетельной матушки взят гонцом державного дома. Твоё же будущее весьма туманно на карте судьбы, – Кит разнял руки, многозначительно поднял палец вверх, потом важно ткнул им в листок. – Не оплаченные пеней два трупа по пути сюда из Бельмесса ещё могут искупить твои подвиги на первой порубежной засеке, равно как и последующее расположение держателя. Но вот некий тяжкий ночной проступок в Тереме… Наказание за него пару лет назад было милостиво отложено из жалости к твоей ране да из-за твоего малолетства… Было дело? – Сотник откинулся, посмотрел вприщур, будто действительно знал, в чём состояло Яромирино прегрешение, протянул довольно – Припо-о-омнила… Такие дела не искупаются ни заступничеством твоего славного наставника, ни расположением твоих владетелей. Ты думала, отвертелась? Но Собор ничего не забывает, но иногда прощает… и предлагает тебе вот что. – Кит опять уткнулся в листок, голос его стал бесстрастным. – Чтоб никогда и ничем не огорчить молодую венценосную чину, да будет безмятежным её правление, Собор, жаждущий предугадывать все её пожелания, хотел бы узнать больше о склонностях и привычках госпожи Петулии, а также получать регулярные донесения о намерениях и сомнениях, о сердечных привязанностях и настроениях…

– Я понял! Я – гвардейский витязь и долг свой хорошо понимаю. Я был бы очень рад помочь высокочтимому Собору! Но, к сожалению, мне нечего сказать о ней, наши пути с молодой чиной давно разошлись. – Сотник даже улыбаться перестал, впился глазами в бравого собеседника, ища, но не находя и тени лицемерия. – Да, с тех пор, как она целила меня после испытательного боя. Меня даже на свадьбу её не позвали! – Голос молодого витязя зазвенел от обиды. – Перед въездом в столицу я…, будучи в нужде, послал в капище за сундучком с дарованными ею мне когда-то нарядами, – тут голос тоже дрогнул непритворно, – но посыльный вернулся ни с чем, передал мне вот это…

Юный гвардеец без тени смущения запустил руку за пазуху (сотник глаз не отвёл), вытащил туго свёрнутую грамотку, по-военному чётко подал, отступил, застыв: взгляд устремлен поверх сотниковой головы, в стену, губы поджаты с гордой обидой. В грамотке было всего несколько строк. От изящно писанных вначале до безобразно рваных и корявых – вследствие поспешного желания выплеснуть ненависть – в конце. Однако все три были писаны одной рукой. Очевидно, знакомой сотнику. Приграничная печать не вызывала сомнений.

"Ты не оправдала ни моей дружбы, ни моего доверия!" – говорилось в первой строке. "Между нами всё кончено!" – во второй. И, наконец: "Видеть тебя не желаю – так и знай!!!"