Величественная чуха, старшая ключница державного дома, ещё до сего мудрого решения сменившая обеих рыжих чом на тройку ладных белокурых стражниц, зачастила в лавку. Новая хозяйка лавки с первого же дня велела зазывалам встречать её с почтением, уже с порога осведомляться, на что госпоже угодно взглянуть, выкладывать разом ворох товаров и наперебой расхваливать всё, к чему она ни прикоснётся. Те, разумеется, вовсю старались ублажить капризную привереду: за каждый проданный суровой чухе товар причиталось от двух до пяти наградных монеток сверх установленного. Многого она, по обыкновенной скаредности своей, всё равно не покупала. То шнурок для оберега, то крохотный мешочек для воскурительных трав, то запястный кошелёк для мелочи, то узенькую ленточку, какими мастеровые обычно прихватывают косицы…
Однако, её вниманием новая хозяйка дорожила: строгая покупательница, на удивление без раздражения отзывавшаяся о приглянувшейся ей мастерской, невольно привлекла в лавку своих подруг и приятелей – самых богатых управителей столицы. И они разобрали даже залежавшиеся дорогие пологи, шитые по старинной моде витыми хруньими рогами и трилистниками, и тяжёлые, с жемчужной бахромой, штучные скатерти столетней давности, что принадлежали ещё наставнице покойной бабки Катерины. Да и заказов только в столичной мастерской было сделано на зиму вперёд, чем не могли похвастаться другие золотошвейни. Немудрено, что молоденькая хозяйка быстро угодила в завидные невесты. И мила, и стройна, и домовита. Только свахи к ней не спешили: отчаянно боялись не столько возможного обидного отказа, сколько её саму. Говаривали, что ещё с колыбели была сия дева кровожадности необыкновенной. Говаривали также, будто самого Даниила, единственного сына владетельной чины Нижнего Бора, что подъезжал к ней однажды, чуть не зарубила. Вот и подумаешь крепко, стоит ли брачный договор с ней таких тревог и волнений…
Но в то лето, когда Яромира вернулась в Терем, о сватовстве к ней поначалу никто и не помышлял. Лишь чуткий Лар уже тогда начал хмуриться.
Теперь она числилась не дворовым – служилым человеком. Молодых чух её звания в Приграничье было немного. Все, кроме неё, были давно просватаны за видных витязей. А её привыкли считать Ларовым доверенным лицом и иначе как нового бойца Терема и не воспринимали. Но поскольку ни к одной из сотен Лар её не приписал, на построения она не выходила, доспехов не надевала, даже порученцем никуда не отсылалась, то неудивительно, что через некоторое время среди сидящих за старшинским жбаном витязей и первых-из-старших ухов как-то сами собой пошли разговоры о том, что подобное забвение долга Меча извинительно разве только в случае обустройства семейных дел. Мол, Ларова ученица, начинали одни, должно быть, нарочно отошла от трудов ратных, чтоб прикопить на приданное, потому как природу не обманешь: замуж хочется, а золотого плаща, вороного шумилки да отцовской пушнины маловато для витья своего гнезда девице её полета. Ну, правда, если вон старшина добавит, подхватывали другие, так взять её под свой герб и кое-кто из нас будет не прочь…
Поговорить с ученицей об её сердечных привязанностях Лар так и не решился. Да и заговори он, даже исподволь… Уж какую-какую, а эту потаённую сторону своих чувств, Яромира не собиралась раскрывать и обговаривать даже с любимым наставником. Ни словом не обмолвилась она о ней и с Ма.
Только какая-то думка неотступно туманила чухино чело.
Вот уже убраны были поля, и заполнены подклети. Рано стало смеркаться, и листопад отшуршал в опроставшихся садах. Свободнее и веселее стали обитатели Терема, дружнее и вольнее молодёжные сходки, а она всё чаще и дольше запиралась в мастерской, всё реже и неохотнее выходила на пятачок у ворот, предпочитая биться либо с самим старшиной, когда тот бывал свободен и пребывал в соответствующем расположении духа, либо с отцом, когда тот не вылетал на промысел к Гряде. Всё яростнее пласталась на выгоне, не щадя ни себя, ни Дрыги, а потом ещё и до четвёртого колокола стала задерживаться у стражниц на стрельбище. До обеда сидела в рукодельне. После – рылась в Ларовых книгах или бродила по хозяйской библиотеке, перебирая свитки, разрешённые к изучению в Приграничье, а то брала ключи от нижних книжных клетей у чухи-наставницы и читала там всё подряд, дозволенное витязям.