Последние

Это было обманчивое спокойствие, потому что, когда ко мне явился отец со словами, что нужно попрощаться с Виктором, я вновь впала в истерию. Я хотела, чтобы меня отгородили от этого, считая, что так быстрее приду в себя. А стоило мне только представить Виктора, лежащего в гробу, мой карточный домик, в котором я пыталась спрятаться от реальности, рушился.

Я молчала в ответ, но отец сказал, что сегодня его уже будут хоронить.

– Простишь ли ты себя, если не скажешь ему последних слов?

Отец был прав. Он знал меня лучше, чем я себя.

Все произошло так внезапно, что мы с Виктором не успели попрощаться. Это было самым ужасным для меня.

Поэтому, с тяжестью на сердце, в этот же день я вернулась домой. Мамы дома не было, вся деревня вообще будто опустела. Потому что почти все собрались в одном месте, куда и мне следовало прийти.

Отец сказал, что заберет меня чуть позже.

Поэтому я легла на свою кровать, и мне вдруг показалось, что я снова попала в ад. Что Виктор лежит в бреду, а мне нельзя к нему, потому что сильно истощена. Но завтра утром я обязательно вернусь к любимому. Он очнется, и всем покажется, что самое страшное позади.

А потом Виктор умрет.

От последних мыслей мне стало совсем худо, и я решил прекратить заниматься самобичеванием.

Осталась только я. Та, кого он любил, до сих пор не попрощалась с ним.

Когда прошло чуть больше часа, я услышала, как к дому подъехала повозка. Заглянул отец и сказал, что скоро отправляемся.

Собираясь одеть рабочее темное платье, я случайно наткнулась взглядом на свое любимое – голубое. В котором была одета на импровизированной помолвке. Что-то подсказывало мне надеть именно его. Поэтому я не стала долго думать.

Выходя из комнаты, я вдруг застыла на пороге. Кое-что было лишним. Вернувшись к комоду, я, немного помедлив, сняла с себя крест. Он мне был больше не нужен. Я обязательно найду, во что верить, но сейчас в моей душе было пусто.

Дорогу я совсем не помню – ни то, как садилась в телегу, ни то, как мы ехали.

Очнулась я только на пороге дома, заполоненного людьми. Теперь, вспоминая, становится понятно, что это был последний раз, когда в этом доме была хоть какая-то жизнь.

Зеркала были занавешены, а люди сновали туда и обратно. Все в каких-то своих хлопотах. Казалось, одна я тут не к месту.

Кто-то произнес мое имя, но я не обратила на это внимание. Страх сковал меня, когда я поняла, что буквально в паре шагов от меня, в соседней комнате – Виктор.

И лежит он уже не в кровати.

На мое плечо опустилась рука, подбадривая меня идти вперед – отец все это время наблюдал за мной.

И я вошла в комнату, где полукругом сидели люди, а в центре, на табуретах, лежал открытый гроб. Рядом с ним, у изголовья, был свободный стул. Думаю, он предназначался для матери покойного, но так получилось, что сидеть на нем буду я.

Все взгляды были направлены на меня, из-за чего вдруг стало трудно дышать. Меньше всего я сейчас хотела быть заметной. Пожалуйста, не смотрите на меня.

Я видела все эти лица, выражающие сожаления, которые были никому не нужны.

В углу на столике были заметны много иконок в обрамлении церковных свечей. И впервые они вызывали у меня злость. Я хотела смахнуть эту ерунду, чтобы взгляд мой больше за нее не цеплялся.

Пробираясь через толпу людей, я пыталась не обращать на них внимания, а, наконец, сев на стул, неожиданно для себя не смогла сдержать слез.

Вот он, мой любимый, лежит так близко. Лицо белое-белое, умиротворенное. Надеюсь, смерть все сделала быстро, не растягивая его и так долгие страдания.

Мне было очень страшно коснуться его; прочувствовать, осознать до конца, что кровь больше не струится по его венам, а сердце прекратило стук.

Он был холодным.

Я дотронулась до его руки, а затем накрыла ее, крепко сжимая. Мне казалось, что он сейчас откроет глаза и встанет. Но время шло, а этого не происходило.

– Еще бы раз увидеть твою улыбку.

Не знаю, сколько времени я так просидела, разговаривая с ним, забыв об окружающих. Я даже не заметила, как в комнату вошли два могильщика и замерли, в ожидании забрать покойника.

Все начали расступаться, и какая-то женщина смогла достучаться до меня, что пора ехать на кладбище.

Я повиновалась, отодвинув стул и отходя в сторону, но стоило двум мужчинам вдруг ухватиться за гроб, как мое самообладание куда-то испарилось. Вновь кинувшись к Виктору, я зарыдала у него на груди, умоляя проснуться. Не знаю, что послужило причиной сия действия. Наверное, в ту секунду я осознал, что его навсегда забирают у меня. И чем ближе мы бы были к кладбищу, тем меньше времени у меня оставалось, чтобы в последний раз побыть с ним.

Матушка пыталась угомонить меня, отцепить от покойного возлюбленного, но я не давалась.

Поняв, что Виктор на мои мольбы не ответит, я обратилась к могильщикам с просьбой не забирать его.

Не знаю, сколько бы это все длилось, пока, наконец, Буляков не успокоил меня с помощью своих лекарств.