Последние

Он достал из кармана совсем маленькую вещь, и только когда поднес ее к моей руке, я поняла, что это было кольцо.

– Анна, согласна ли ты стать моей женой? И быть со мной и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит нас.

Виктор надел колечко на мой безымянный палец, и я смогла разглядеть его. Не знаю где и каким образом он смог его достать. Оправой было золото, по тонкому обручу которого вели и переплетались в узоры замысловатые линии. Посередине же в высоком ажурном гнезде располагался небольшого размера, но абсолютно не сравнимый ни с чем своей красотой ограненный прозрачный камень. Лучи солнца, попадая на него, будто терялись внутри, заставляя его блестеть и переливаться на свету.

Я никогда подобного прежде не видела. У матушки были разные украшения, но ни одно из них не могло сравниться с этим ювелирным изделием, сотворенное искусным мастером.

– Это бриллиант, – поведал Виктор, держа мою руку и проводя большим пальцем по камню. – На самом деле, их не так много. Природа не желает разбрасываться такими подарками. Эти камни так прекрасны своим исключением. Поэтому я подумал, он будет чудесно смотреться на твоих изящных пальчиках.

Я не могла вымолвить ни слова. Мне никто никогда не дарил таких роскошных подарков. И я не знала, заслуживала ли подобного.

Даже в трудные времена он не переставал думать обо мне, как всегда думала о нем я.

– Пожалуйста, не томи своим молчанием.

Я словно очнулась ото сна. Только что случившееся окончательно выбило меня из колеи, вскружив голову, что я забыла о самом важном.

– До конца наших дней я буду твоей женой, – почему-то я не могла сдержать слез, ровно как не могла описать те эмоции, что бушевали внутри.

– Нет, только до моих.

Виктор притянул меня к себе. Заправил пряди выбившихся из прически волос за уши и провел пальцами по моим щекам, словно хотел убедиться, что я действительно существую и сейчас стою перед ним. А затем поцеловал.

Этот поцелуй отличался от остальных. Он был одновременно наполнен абсолютной любовью и счастьем пополам с горечью. Губы Виктора сквозили этой горечью, она пропитывала и меня.

Время никогда не будет на нашей стороне.

Виктор вдруг снова схватился за ствол дерева, нависающего над нами – силы покинули его тело. Я быстро подкатила кресло и помогла ему аккуратно усесться в него. Как только он очутился в кресле, его настиг один и тех страшных не останавливающихся кашлей.

Я преподнесла к его губам платок, чтобы ненароком кровь не попала на одежду, и просидела так, сжимая его руку, пока Виктор не успокоился.

При прежнем количестве вдыхаемых «сонных губок», боль с каждым днем становилась все сильнее и чаще сковывала его тело.

Однажды, когда страдания Виктора уже было невозможно скрыть от родных, он попросил оставить его с ними наедине. Больше часа я обходила все закоулки деревни подальше от дома, боясь вернуться обратно. Я думала, что его мать опять возненавидит меня. За то, что я пошла на уговоры ее сына и скрыла от них правду. Страх перед атмосферой безысходности и горя, которая снова может возродиться в доме, также заставлял меня все дольше бесцельно бродить по улицам.

Когда я все же посчитала нужным вернуться, внезапно столкнулась с Любой – она возвращалась от своей тетки, живущей у черта на куличках.

Мы уже забыли, какого это – взбираться вчетвером на Лавку, удирать от разъяренного Щеголя, упрямо пробираться через все ржаное поле, бежать обратно и просто беззаботно проводить время вместе. Все это кануло в небытие чуть меньше месяца назад. Меня можно было увидеть только с Виктором и ни с кем другим. Даже со своими родными я проводила меньше времени.

Но Люба не обижалась. Никто не обижался.

Она была одной из немногих, кому я рассказала о нашей тайной помолвке с Виктором, за что она была очень рада и благодарна Богу.

Я показала ей кольцо – красота бриллианта покорила и ее. Поэтому не удивлюсь, если от Андрея она потребует того же.

Встретившись, мы перекинулись парой слов. От волнения и тревоги я не могла особо поддержать разговор. Поэтому она просто приобняла меня и напомнила, что до сих пор любит и ждет, когда мы все снова начнем собираться вместе.

Я грустно улыбнулась в ответ, понимая, что этого больше никогда не произойдет. В нашей кампании всегда будет не хватать одного человека.

Пообещав, что скоро постараюсь к ней забежать хоть на минуту, я на деревянных ногах направилась к Виктору.

Когда я уже подходила к дому, то увидела Гришу, сидевшего на скамье у ворот. Он вцепился пальцами в свои короткие волосы и, не моргая, смотрел себе под ноги. Я впервые видела, как он плакал.

Господи, если он в таком состоянии, то что сейчас с его матушкой.

Ворота были открыты на распашку.

Я приблизилась к Грише, но он не обратил на меня никакого внимания. От этого мне стало немного неловко. Нужно было как-то его успокоить, поддержать, но я совсем не знала как, ведь мы были чужими друг другу. Поэтому я не нашла ничего лучше, как просто коснуться его плеча, давая понять, он не один.