Последний аккорд (СИ)

Голд оставил Раффа и вышел назад в коридор, по которому неспешно направился в кухню, очень светлую из-за огромных окон, ведущих на пляж. Голду нравилось сидеть там в полдень, пить холодный чай и смотреть на океан, когда на улице становилось слишком жарко. Обычно он сидел за обеденным столом в дальнем правом углу. В левом на платформе, огороженной стальным решётчатым бортиком, находилась хозяйственная часть кухни — шкафчики с утварью, бытовая техника, раковина, разделочный столик. Посреди стоял самый удобный и большой диван в доме, на котором Белль могла часами валяться с какой-нибудь книгой, одной из тех, которые она расставила по высоким узким стеллажам, притаившимся у стены возле самого входа. В кухне всё было белым, оттого предметы, имеющие иную окраску, особо выделялись: например, небольшая финиковая пальма, на которую он сразу обращал внимание и всегда смотрел пару минут, словно не понимал, что она тут делает.

В это утро Голд не обратил на пальму внимания, потому что на кухне собрались почти все, кого он любил. На ступеньках, ведущих на платформу, сидел Крис, сонный и странно восторженный, ещё не успевший сменить легкую летнюю пижаму на свою обычную одежду. Адам стоял рядом, звеня ключами в карманах. На диване сидел Роланд Гуд, немного напряжённый, но весёлый, и гладил лабрадора, развалившегося у него в ногах. Коль в ленивой расслабленной позе устроилась рядом с мужем. Белль стояла в обнимку с Альбертом и, казалось, не могла нарадоваться, что все собрались. И муж её прекрасно понимал, потому что такого давно не случалось. А Альберт, как всегда чисто выбритый и аккуратно одетый, имел самый невозмутимый вид, будто не было ничего необычного в происходящем. Альберт первым заметил Голда, а потом и все остальные. Разговоры моментально оборвались, и шесть пар глаз уставились на него.

— Всем доброго утра? — усмехнулся Голд и сделал пару шагов вперёд.

Альберт без лишних слов подошёл к нему и стиснул в объятиях. Он был немножко выше любого из семьи, исключая, наверное, только Роланда. Голд похлопал его по спине и отстранился, рассматривая молодое красивое лицо сына, заглядывая в его тёмные умные глаза.

— Как дела? — спросил он.

— Отлично, — ухмыльнулся Альберт. — Только что из Нью-Йорка.

— Из Нью-Йорка? — удивился Голд. — Что же ты там делал?

— Расскажу в своё время, — многозначительно ответил сын и подмигнул, а потом небрежно добавил: — Мне кажется, что в Нью-Йорке жарче, чем здесь.

— Просто сейчас ещё рано, — заверил Голд и обратился уже ко всем: — Будем завтракать?

— Да, — моментально отозвалась Белль, — сейчас займусь.

— Я помогу, — сказал он.

— Нет, нет и нет! Вы не будете ничего делать! — оживилась Коль, подскочила к матери и утащила её в сторону дивана. — Так, мам, иди-ка сюда, сядь и не вставай.

Она усадила Белль на диван, а потом и Голда.

— Мы о вас позаботимся в этот прекрасный день! — торжественно объявила Коль.

— Звучит как угроза, — отметила Белль, недоверчиво сжавшись.

— Да мы хорошо позаботимся!

— Это звучит ещё страшнее, — жена постаралась сохранить серьёзный тон, но в итоге прыснула со смеху: — Извините.

Голд тоже засмеялся, но через пару минут просто расслабился, наблюдая за происходящим вокруг.

***

Манхэттен… Как же много для него значило это место. Когда они вернулись туда в 2038-м, то почувствовали себя молодыми или по крайней мере моложе. Их переполняла энергия, жизнелюбие и радостное предвкушение.

В первый месяц они делали в квартире ремонт, спали втроём в гостиной и питались в кафе, расположенном через пару кварталов. Всё было сделано почти так же, как и тогда, четырнадцать лет назад, с небольшими изменениями. Его кабинет вовсе стал таким же.

Значительные изменения претерпели только их личные комнаты. Их спальню Белль сделала похожей на ту, что была в Сторибруке, и Крис сам оформил свою комнату — выбрал цвета и оформление, подобрал мебель и определил место каждой вещи. Одну из стен он расписал расплывчатыми рисунками, напоминающими геометрические фигуры, переплетающиеся между собой, перетекающие друг в друга, выглядящие довольно неприметно, учитывая всё разнообразие форм и цветов.

— А что значит эта … — Голд был поражен, — композиция?

— Эмоции? - предположил Крис, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

— Хорошие или плохие?

— Все, наверное.

— Много тёмных оттенков, — отметил Голд.

— Это не значит, что за ними стоят плохие эмоции, — словно оправдываясь, заверил Крис. — Я сам точно не уверен, что хотел выразить. Просто бездумно рисовал.

— Мне нравится, как геометрические фигуры размываются на середине, — сказал он. — Но откуда вся идея?

— Из комнаты Коль.

Голд вспомнил разноцветный калейдоскоп на оранжевой стене, более светлый рисунок, но не такой красивый и глубокий. Конечно, он немного помог Крису, но сын его восхищал. Он искренне гордился им и одновременно чувствовал тревогу за него, не в силах добиться от застенчивого сдержанного Криса откровенности.