Читаем Последний барьер. Путешествие Суфия полностью

Шейх продолжил: — Жил-был рой москитов. Дул ветер, и, поскольку окно комнаты Шейха было открыто, все москиты были затянуты туда его дуновением. На другом конце комнаты было другое открытое окно, и все москиты, внесенные в одно окно, вылетели в другое — все, кроме одного. Этот один сел на колено жены Шейха. Шейх посмотрел на него, улыбнулся, поднял руку и убил его. Убитый москит стал Дервишем.

С этим он поднялся и, прочтя над нами молитву, закончил встречу. Сделав знак мне и Фариду, он вывел нас на улицу.

— Я хочу сказать тебе кое-что, — начал он. — Сегодня я собираюсь вернуться в Стамбул. Если хочешь, можешь поехать со мной.

— Вы очень добры, но я обещал посетить три гробницы, и я не думаю, что могу уехать, не сделав этого».

— Гробницы оказались дважды закрытыми для тебя, — сказал он, — поэтому, возможно, тебе пока не суждено посетить их. Может быть, ты должен сделать что-то прежде, чем ты будешь вполне готов для этого. Если хочешь, ты, Фар ид и я можем поехать в Стамбул вместе. Решайся.

Молодой человек с трудом сдерживал свое возбуждение, а я не знал, что делать, я разрывался между желанием продолжить общение с Шейхом и ощущением, что я должен остаться в Коньи для выполнения данных мне заданий.

— Я отправлюсь с площади сегодня в семь вечера. Если ты будешь там, то мы можем поехать вместе.

Сказав это, он взял переводчика за руку; они помахали мне, и я остался один.

ДЕВЯТАЯ ГЛАВА

Знание происходит от трех вещей — от языка, повторяющего имя Господа, благодарного сердца и терпеливого тела.


Афлаки

Кружащийся экстаз


Разум создает иллюзию реальности.


Хазрат Инаят Хан

И защити свое сердце от возврата к тому, от чего отказался: от людей, и стремлений, и желаний, и права выбора, и усилий, и от потери терпения, гармонии и удовольствий с Господом во времена приключающихся бедствий.


Абдул Кадир Гилани

Мне было очень трудно сделать выбор, поскольку было невозможно логически обосновать свое решение. Мысль сопровождать Шейха в поездке в Стамбул была очень соблазнительной, но оставалось еще мое обещание. Так много всего произошло за последние две недели, что вместо легкой смены событий, одного за другим, исчез вообще весь порядок. Не имея порядка очень сложно принять осознанное решение, но для меня постепенно становилось ясно, что мы в любом случае почти не способны принимать осознанные решения в этом мире. У нас есть ощущение, что мы можем сделать некий выбор между этим и тем или ехать туда или сюда, но существует и другой образ жизни, который только требует, чтобы человек совершенно покорился тому, что должно случиться. За нас принимаются решения в тот момент, когда мы жертвуем своей собственной волей в пользу большей Воли.

Я только сейчас на своем жизненном опыте начал понимать, что значило подчинение. Вследствие того, что я уехал из Англии, оставив свое прошлое позади и сделав шаг в неизведанное, теперь мне был предоставлен шанс понять, как реальный мир разворачивается в этом относительном мире. В нормальных условиях события прошедших недель вообще не имели никакого смысла. Почти беспрерывные поездки, серии совпадений, которые невозможно объяснить, встречи со всеми этими странными людьми, которые казались фрагментами головоломки: все эти вещи были призваны показать моему сомневающемуся уму правду, которую невозможно было отрицать. Есть законы, управляющие нашим существованием, о которых мы вовсе не имеем представления. Наша жизнь управляется силами, хотя и невидимыми и неосязаемыми, но более мощными, чем все то, что можно увидеть или испытать в физическом мире. Хамид говорил, что существует другой язык, язык сердца; значит должен быть и способ, чтобы понять его, понять скорее непосредственно интуицией, чем рассуждениями и аргументацией. Шагая по холодным зимним улицам Коньи в тот день, я ощутил неизбежность всего испытанного мной; если бы я не вмешивался в ход событий, используя свою волю или пытаясь все проанализировать, то, возможно, меня привели бы к большим познаниям, к которым я стремился.

Я вернулся в отель уже ближе к вечеру, решив, что надо расслабиться и, дав ход событиям, позволить им показать мне, что нужно делать.

Я лег на кровать, уставившись в потолок, звук зикра звучал в моей голове; казалось, что комната была наполнена потрясающим ощущением достоинства и присутствия встреченных мной Дервишей. Я никогда не испытывал ничего подобного, и я думал, что если бы каждый человек мог познать силу любви к Богу, какую испытывали все эти люди, тогда бы могли произойти настоящие изменения, можно было бы построить новое общество, основанное скорее на любви и знании, чем на страхе, амбициях и жадности. И дело заключалось вовсе не в копировании практик Дервишей, — следовало бы научиться жить так же страстно, как и они, привнеся это понимание в каждое мгновение своей жизни.

Когда я проснулся, было уже темно. Я не заметил, как уснул. Меня охватила паника. Едва проснувшись, я с дрожью стал искать свои часы. Было девять часов вечера. А встретиться мы должны были в семь!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза