Последний барьер. Путешествие Суфия

Свернув с площади за угол, я понял, что за мной кто-то идет. У меня появилась твердая уверенность, что я нахожусь в опасности. Но я не мог ни замедлить, ни ускорить свои шаги. Скоро мой неизвестный спутник шел всего в одном или двух шагах позади меня. Напряжение становилось все сильнее и сильнее и неожиданно достигло предела, когда я почувствовал руку на своем плече. Обернувшись, я был в полной уверенности, что буду атакован. Я остановился, едва не ударив его. Я уже видел этого человека прежде. Вместо того чтобы ударить меня, незнакомец протянул руки и обнял меня, как будто я был другом, которого он давно не видел. Зажатый в его объятиях, зарывшись в его пальто, я не мог разглядеть его лица. Он быстро говорил по-турецки, и все, что я мог разобрать, было слово Аост, что на персидском означает «друг». Наконец, он отпустил меня и, приложив руку к своему сердцу, он произнес: «Стамбул, Стамбул». Это был продавец книг, которого я встретил в Стамбуле, когда искал Шейха. На самом деле это было удивительно. Что он забыл в переулках Коньи этим утром? Мы не могли полноценно общаться из-за языкового барьера, но, мне кажется, это его нисколько не смущало. Он взял меня под руку, не переставая говорить со мной по-турецки, и прежде чем я понял, что происходит, мы вышли на площадь к гробнице Шамси Табриза. Он быстро подвел меня к другой стороне железных ворот и, затем, отпустив мою руку, он приложил свою руку к сердцу и низко поклонился. Я сделал то же самое. Затем он повел меня к двери, ведущей в гробницу. Она опять была заперта. Он выглядел озадаченным и хорошенько осмотрел запор. Затем он зашел за здание, и я услышал, как он с кем-то говорит. Скоро он вернулся, и через несколько минут с помощью моего турецкого разговорника и словаря я понял, что человек, у которого был ключ, заболел, и поэтому сегодня гробница не будет открыта.

На этот раз я не впал в депрессию. Присутствие продавца книг говорило о многом, и он казался таким же расстроенным, как и я, оттого что мы не могли попасть внутрь здания. Он всячески извинялся и указал на слово «завтра» в моем турецко-английском словаре. В то же время он показывал, что я должен пойти с ним. Его жесты больше походили на приказ, чем на приглашение, поэтому я послушно следовал за ним, пока он торопливо пробирался по улицам. Мы долго шли под моросящим дождем, пока не добрались до небольшого дома. Приглашая меня следовать за ним, он поднялся на второй этаж. Перед дверью лежала гора обуви, и, сняв свою обувь, он указал на мою. Я сделал то же самое, потом он постучал. Дверь с шумом открылась, и показалось лицо женщины, рассматривавшей нас: «А-а», — сказала она, сняла цепочку и распахнула дверь.

Все произошло так быстро, что у меня не было времени подумать, и я даже не очень сильно удивился, увидев в комнате около сорока мужчин, от безусых шестнадцатилетних юношей до стариков, согнутых почти вдвое, возможно, девяноста лет от роду. Продавец книг кивнул, и на диване освободили место для меня. Показывая на людей в комнате, он с улыбкой говорил: «Дервиш, Дервиш», затем его проводили к большому креслу, стоявшему отдельно в конце комнаты. Когда он сел, все остальные в комнате поклонились, дотронувшись лбами до пола. Он начал петь, его голос был странно тонким и носовым. Громкий ответ мужчин в комнате звучал странным контрастом. Я не мог понять слов, которые он пел, но в конце каждой фразы они все отвечали «Ху-Аллах, Ху-Аллах». Вскоре принесли очень большой тамбурин, и некоторые из Дервишей начали делать ритмические хлопки, а их тела раскачивались в такт музыке. Двое мужчин, сидевших с двух сторон от меня, взяли меня за руки. Уже не было времени остановиться и спросить, что происходит. Меня