Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

И Ареле понимает, что бежать — некуда; что весь тот страшный бег от самих себя, которым загонял себя он, Файтельзон, сотни и тысячи других евреев, был бегом по кругу, ничего собственно не изменившем ни в них самих, ни в том, как на них смотрят другие народы. Более того, может быть, грядущая Катастрофа — лишь расплата за этот бег, ибо ничего, кроме озлобления и обвинения евреев во всех их бедах, он у других народов не вызывает.

Ареле возвращается — возвращается в дом Шоши и Баси, проводит остаток Йом Кипура у них в доме и, в конце концов, решается сделать Шоше предложение.

Это и есть его покаяние — предложение Шоше.

Поставленный перед выбором между Шошей и Бетси, между последним шансом сохранить верность высокой, основанной на Торе морали предков или полной окончательной измене этой морали в обмен на призрачное спасение, Ареле — именно Ареле, а не Цуцик! — Грейдингер делает свой выбор. И, возможно, именно в этот момент и изменяется уже вынесенный ему приговор, и предопределяется его выживание в той адской мясорубке, которая ждет еврейский народ. Ибо, выбирая между Жизнью и Смертью, Ареле Грейдингер выбрал Жизнь.

— Скажи мне, отчего, — спросит его потом Бетси, — все вы — и распутники, и фанатичные евреи — с теми же предрассудками, что и ваши прапрадедушки. Как это получается?

— Мы уходим прочь, а гора Синайская идет за нами. Эта погоня превратила нас в неврастеников и безумцев, — ответит Грейдингер.

Сам он решил остановиться и подчиниться "горе Синайской" — той самой горе, возле которой Всевышний сказал евреям: "Вот Я даю тебе сегодня выбор: Жизнь и Смерть. Так выбери Жизнь!" Тот же Раши, о котором здесь уже упоминалось, говорит, что Жизнь в данном случае следует понимать как следование законам Торы. Ареле выбирает Жизнь — и получает свое право на спасение, но получает его отнюдь не из рук Бетти.

А Бася, узнав о предложении, сделанном Шоше, счастливо всплескивает руками: "Что же это со мной?! Он же постился весь день, сокровище мое, милый мой наследничек!"

Но что, спрашивается, нищая Бася может передать в наследство?! Да то, что нельзя купить ни за какие долары Сэма Дреймана — живой огонь еврейской души, великое умение оставаться евреем при любых обстоятельствах, свою неспособность совершить ни одного нечистоплотного поступка, свою глубинную и естественную, как дыхание, верность Торе и ее законам.

Так закачивается "тшува", покаяние Ареле Грейдингера, и начинается его "тикун" — исправление.

Сразу после того, как он делает предложение Шоше, с Ареле происходит еще одно чудо — ему начинает везти и в писательских делах, его цикл рассказов о лжемессии Яакове Франке заинтересовывает издателя, а затем и приносит ему долгожданную известность.

Случайность? Но еврейская традиция, а вслед за ней и писатель, как известно, отрицает понятие "случайность". И Башевис-Зингер намеренно строит повествование так, чтобы просматривалась четкая связь между браком его героя с Шошей и его удачей в делах. Он опять следует классическому канону, демонстрируя таким образом, что такое "ашгахат прати" — каббалистический термин, означающий, что каждому ступающему на путь «тикуна» обеспечена особая опека и особая поддержка Всевышнего.

* * *

С момента упоминания рассказов о Яакове Франке в "Шошу" властно входит новая тема — тема лжемессии. На первый взгляд, может показаться, что это — лишь еще одна автобиографическая деталь, напоминание о романе «Сатана в Горае», принесшем писателю известность. Но «Сатана в Горае» был не о Франке, а о Шаббтае Цви; два романа, посвященные Франку и его последователям, были написаны писателем уже в Штатах; так что непонятно, зачем автор так настойчиво несколько раз использует это имя, казалось бы, совершенно необязательное и ничего нового в повествование не вносящее?

Но в том-то и дело, что обязательное! И чтобы понять это, нужно вспомнить, кто же был такой этот самый Яаков Франк.

Основная идея Яакова Франка, развившего идеи Шаббтая Цви, заключалась в том, что для того, чтобы обрести подлинное спасение и реализовать свою историческую миссию, еврейский народ "должен сойти в бездну". "Чем хуже — тем лучше, — учил Франк. — Тот, кто опускается на самое дно, скорее увидит свет. Человеческие страсти — это искры Божьи, и нужно дать им выход, поправ стыд и отменив всякие моральные границы…"

У Франка нашлось немало последователей среди евреев во всей Европе, и мистические обряды франкистов неизменно заканчивались попойками и самыми разнузданными оргиями, во время которых женщинам приказывалось отдаваться чужим мужчинам в присутствии своих мужей…

Ну, а теперь вспомним рассказ Хаимла Ченчинера о последних днях и последних речах Мориса Файтельзона: "Истинная религиозность, учил Морис, вовсе не в том, чтобы служить Богу, а чтобы досаждать ему, делать ему назло…"

Но ведь в этих словах — вся концепция Яакова Франка!